Касаясь экономического статуса больших масс населения, непохожих друг на друга, можно утверждать это с достаточной степенью уверенности. Известно, что экономическое положение масс в Древнем Египте в период между XIII и XIX династиями и после Сети II, да и в более поздний птолемеевский период, резко ухудшилось по сравнению с предшествующими периодами.

Подобные периоды голода и обнищания наблюдались и в истории древнего и средневекового Китая, которые продолжают повторяться и в наши дни. Подобные колебания были и в истории Древней Греции и Рима. В качестве примера крупного экономического упадка во многих полисах Греции можно привести VII век до нашей эры; далее - время окончания Пелопонесской войны; и наконец, III век до нашей эры - Афины стали богатейшим полисом после греко-персидских войн и бедным после поражения на Сицилии. Спарта разбогатела в период своего господства на Балканах (конец V в. до н. э.) и стала бедной после битвы при Левктрах (371 г. до н. э.). В истории Рима в качестве примера периодов упадка вспомним II–I века до нашей эры и IV–V века нашей эры. Подобные "подъемы" и "падения" происходили неоднократно в истории экономического положения масс в Англии. Франции, Германии, России и во многих других странах. Они достаточно хорошо известны, чтобы говорить о них детально. Но особенно важен тот факт, что во многих прошлых обществах, как и, впрочем, в ныне существующих, конечные или более поздние этапы истории были скорее в экономическом отношении скромнее, чем предшествующие периоды. Если дело обстоит именно так, то эти исторические; факты не дают никакого основания допустить наличие постоянной тенденции в каком-либо направлении.

В-третьих, следующие расчеты также свидетельствуют против гипотезы непрерывного увеличения материальных ценностей с течением времени. Один сантим, вложенный с четырехпроцентной прибылью во времена Иисуса Христа, принес бы в 1900 году огромный капитал, выражающийся суммой в 2 308 500 000 000 000 000 000 000 000 000 франков. Если и предположить, что земля состоит из чистого золота, то понадобилось бы более 30 "золотых" планет, дабы предоставить эту огромную сумму денег. Реальная ситуация, как мы знаем, далека от представленной. Во времена Христа громадные капиталы концентрировались в руках отдельных лиц, но они тем не менее не составили бы суммы материальных ценностей, даже отдаленно приближающейся к приведенной выше. Сумма в сто тысяч франков, вложенная с трехпроцентной прибылью во времена Христа, возросла бы до 226 биллионов франков в первые пять веков - состояние, близкое национальному богатству Франции в настоящее время. Так как реальное количество материальных ценностей несравнимо меньше, чем оно было бы в соответствии с этими расчетами, то отсюда следует, что уровень их роста был намного меньше предполагаемого и что периоды накопления богатств сопровождались периодами его растраты и уничтожения.

В-четвертых, гипотеза цикличности подтверждается фактом деловых циклов. Существование "мелких деловых циклов" (периоды в 3–5, 7–8, 10–12 лет) в настоящий момент не вызывает сомнений.

Разные точки зрения существуют только по поводу продолжительности цикла. "Изменение, которое происходит, представляет собой последовательность скачков или рывков, периодов быстрого возрастания, сменяемых периодами стагнации или даже упадка". Но был ли прогресс второй половины XIX века в целом частью более крупного цикла? Теория профессора Н. Кондратьева отвечает на этот вопрос утвердительно. Кроме упомянутых выше мелких циклов он обнаружил наличие более крупных циклов - продолжительностью от 40 до 60 лет. Это есть прямое подтверждение гипотезы, что вышеупомянутая прогрессивная тенденция второй половины XIX века была только частью долговременного цикла. Но к чему останавливаться на подобной цикличности, а не перейти к еще более крупным экономическим изменениям? Если их периодичность трудно доказать, то существование долговременных экономических "подъемов" и "падений" не вызывает никаких сомнений. История любой страны, взятая за довольно длинный промежуток времени, показывает это с достаточной степенью достоверности.

В-пятых, замедление и приостановка роста среднего уровня реального дохода в Англии, Франции и Германии начиная приблизительно с начала XX века, явное обнищание населения во время и сразу после мировой войны - безусловные симптомы по крайней мере значительного и временного реверсивного движения.

В-шестых, "закон сокращения доходов действует неумолимо. Чем больше людей населяют нашу землю, тем меньше получает каждый от природы для поддержания своего существования. По достижении определенной плотности большие массы людей приходят к большей бедности. Изобретения и открытия могут оттянуть, но не могут предотвратить день расплаты". Верно то, что уровень рождаемости в европейских странах и в Америке понизился, но не настолько, чтобы приостановить рост населения в них; он еще достаточно высок в славянских странах, не говоря уж об Азиатском материке. Верно и то, что изобретений становится все больше и больше, но, несмотря на это, они еще не гарантируют высокий уровень жизни для каждого в нашем мире, даже просто в Европе. Эти причины объясняют, по-моему, почему гипотеза непрерывного увеличения среднего дохода (или непрерывного уменьшения) неправдоподобна и почему гипотеза мелких и крупных экономических циклов кажется мне более корректной. Когда нам говоря! что уровень жизни среднего парижанина почти столь же высок, как и короля Франции Карла IV, и когда мы видим резкий и удивительный взлет современной технологии производства, то нам воистину трудно допустить, что все это может удариться о стену и развалиться на куски. Но тем не менее годы мировой войны и особенно годы революций показали, как легко богатство и даже любые крохотные завоевания цивилизации могут быть разрушены в период, равный приблизительно дюжине лет.

«Существование долговременных экономических «подъемов» и «падений» не вызывает никаких сомнений. История любой страны, взятая за достаточно длинный промежуток времени, показывает это с высокой степенью достоверности». П. А. Сорокин

В данном высказывании затронута проблема колебаний экономической активности стран, что иначе можно назвать экономическими циклами. Данная проблема актуальна в наши дни, когда особенно остро чувствуется потребность в экономическом подъеме и преодолении кризиса.

Смысл высказывания заключается в том, что сменяющие друг друга экономические подъемы и спады неизбежны для каждой страны, ведь в основе экономического роста лежит цикличность экономики. Позицию автора по поводу неравномерности, непредсказуемости экономического развития для любой державы можно подтвердить примерами из мировой истории.

Во-первых, кроме общемировых, экономические циклы существуют в каждой отдельной стране и по-своему соотносятся с подъемами и спадами мирового масштаба. Так, до 20-х гг. ХХ в. экономические циклы в России практически совпадали с общемировыми, но затем все изменилось: 1960-е были временем подъема в СССР за счёт научно-технического прогресса, а 1980-90-е считались спадом, результатом краха экономики централизованного планирования.

Во-вторых, говоря о «падении» в экономике, хочется остановиться на характеристике самой важной стадии – кризиса.

Кризис не является перманентной ситуацией и обязательно сменяется фазой «оживления». К примеру, после затяжного кризиса в США - Великой депрессии (1929-1939), восстановление американской экономики заняло около 20 лет. Окончательно США вышли из депрессии только в 50-е годы: впервые были созданы такие цивилизованные формы регулирования экономической и социальной жизни, которые в до этого в США отсутствовали. И далее, в годы после Второй мировой войны, США уже находились на стадии подъема, что отразилось и на экономике штатов наших дней.

Таким образом, экономическая цикличность присуща каждой стране, ведь у каждой страны индивидуальное экономическое развитие и определенные внутри- и внешнеполитические события, влияющие на ход её истории.

Обновлено: 2018-02-03

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

Полезный материал по теме

• «Основы каждого государства и фундамент любой страны покоятся на справедливости и правосудии» М ас-Самарканди

Экономическая стратификация.

Говоря об экономическом статусе некой группы, следует выделить два основных типа флуктуаций. Первый относится к экономическому падению или подъёму группы, а второй - к росту или сокращению экономической стратификации внутри самой группы. Первое явление выражается в экономическом обогащении или обеднении социальных групп в целом; втopoe выражено в изменении экономического профиля группы или в увеличении - уменьшении высоты, так сказать, крутизны, экономической пирамиды. Соответственно существуют следующие два типа флуктуации экономического статуса общества:

I. Флуктуация экономического статуса группы как единого целого:

а) возрастание экономического благосостояния;

б) уменьшение последнего.

II. Флуктуации высоты и профиля экономической стратификации внутри общества:

а) возвышение экономической пирамиды;

б) уплощение экономической пирамиды.

Начнем изучение флуктуации с экономического статуса группы.

2. Флуктуации экономического статуса группы как единого целого

Поднимается ли группа до более высокого экономического уровня или опускается - вопрос, который в общих чертах может быть решен на основе колебаний подушного национального дохода и богатства, измеренных в денежных единицах . На том же материале можно изме­рить сравнительный экономический статус различных групп. Этот кри­терий позволяет сделать следующие утверждения.

I. Благосостояние и доход различных обществ существенно меняется от одной страны к другой, от одной группы к другой. Следующие цифры иллюстрируют это утверждение. Приняв средний уровень материаль­ных ценностей Висконсина в 1900 году за 100 единиц, соответствующие показатели среднего уровня благосостояния для Великобритании (на 1909 г.); для Франции (на 1909 г.) - 59; для Пруссии (на 1908 г.) - 42". В обществах, подобных китайскому, индийскому или тем паче первобытному, разница будет еще более значительной. То же можно сказать и о среднеподушпом доходе2. Оперируя не целыми нациями, а менее широкими территориальными группами (провинция, области, графства, различные районы города, деревни, в том числе и семейства, живущие по соседству), мы придем к тому же выводу: средний уровень их материального благосостояния и дохода колеблется.

II. Средний уровень благосостояния и дохода в одном и том же обществе не постоянный, а меняется во времени. Будь то семья или корпорация, население округа или вся нация, средний уровень благо­состояния и дохода колеблется с течением времени то вверх, то вниз. Едва ли существую семья, доход и уровень материального благосостоя­ния ко горой оставались бы неизменными в течение многих лет и при жизни нескольких поколений. Материальные "подъемы" и "падения", иногда резкие и значительные, иногда небольшие и постепенные, суть нормальные явления в экономической истории каждой семьи. То же можно сказать о более крупных социальных группах. В качестве подтве­рждения приведем следующие данные3.

Как видим, доля прибыли скорее уменьшается, а доля капиталовложе­ний скорее увеличивается, хотя размер прибыли и капиталовложений, взятые вместе, остается постоянным. В любом случае цифры не подтверж­дают наличность какой-либо тенденции концентрации капитала в руках немногих и, как мы убедились, не подтверждают теорию постоянного обнищания низших классов. Сравнение заработной платы и прибыли за 60 лет показывает, что заработная плата и прибыль двигались вверх прибли­зительно одними и теми же темпами. Это видно из следующей таблицы3.

Анализ распределения дохода между семьями дает практически тот же результат. Он показывает незначительный рост концентрации бо­гатств в руках нескольких очень богатых семей. Но при этом ярко выраженная стабильность в распределении богатств за последние 70 лет заставляет нас сомневаться в том, что колебания в относительной доле доходов у разных групп населения были настолько велики, чтобы ка­заться ошеломляющими*.

К сказанному нужно добавить сравнительно новое явление, которое, правда, уже привлекло внимание американских экономистов, а именно "диффузию собственности" в США и европейских странах, принявшую громадный размах за последние несколько десятилетий. Приведу несколько примеров, дабы проиллюстрировать ситуацию. В соответст­вии с данными Р. Бинкерда, с 1918 по 1925 год число акционеров в некоторых отраслях промышленности (железные дороги, дорожное строительство, газ, свет, электричество, телефон, часть нефтяных компаний и металлургических корпораций, дюжина смешанных компа­нии обрабатывающей промышленности) увеличилось почти вдвое и достигло числа 5 Около половины из них пополнились за счет служащих , рабочих и членов компаний, другая половина - за счет остальной публики2. Число фермеров, материально заинтересованных в кооперативной закупке и продаже, увеличилось с 650 тысяч в 1916 году до 2,5 миллиона в 1925 году. Число вкладчиков и сумма их вкладов выросли соответственно с 10,5 миллиона и суммы более 11 миллиардов в 1918 году до 9 миллионов с суммой в 21 миллиард в 1925 году. Кроме того, увеличение числа держателей акций и облигаций по самым скромным подсчетам составило по крайней мере 2,5 миллиона3 Эти цифры показывают только лишь часть громадного процесса диффузии собственности, который происходит в США со времен войны4. Слишком громко назвать этот процесс революцией, но это не будет преувеличением, если сказать, что диффузия собственности полностью опровергает теорию К. Маркса. Концентрация промышлен­ности совсем не означает концентрации богатств в руках немногих как думал Маркс5.

Подобные данные предоставляют и другие страны. Общее уве­личение национального дохода в Саксонии, Пруссии и Дании и, кроме того, удельный вес этого роста в пяти экономических слоях населения, начиная от самого богатого и кончая самым бедным, видно из сле дующей таблицы6.

Удельный вес роста доходов в пяти экономических группах

Вновь, как видим, не подтверждается пророчество К. Маркса. То же можно сказать и о Японии и ряде других стран.

Наконец, насколько сильно отличается профиль экономической стра­тификации в европейских державах начала XX века, то есть 50 лет спустя после оракула Маркса, от того, что предвосхищал Маркс, видно из следующих цифр, показывающих средний доход каждого из пяти клас­сов (во франках) и количество дохода в каждом классе на сто тысяч индивидуальных имуществ".

	Великобритания
	абсолютное		абсолютное		абсолютное
Четвертый

Пожалуй, хватит о гипотезе Маркса. Приведенные выше данные ярко показывают, что практически все пророчества ученого не оправды­ваются. Но верна ли в таком случае обратная гипотеза о существовании тенденции в направлении неуклонного выравнивания в распределении дохода? Мы знаем, что многие "уравнители", социалисты и коммунисты верят, что такая трансформация возможна и неизбежно произойдет в будущем. Обсудим и эту гипотезу.

Гипотеза выравнивания экономической дифференциации. Обсуждение этой гипотезы будет довольно кратким. Приведенные выше цифры показывают, что хотя теория Маркса ошибочна, в то же самое время нет оснований полагать, что во второй половине XIX и в начале XX века наблюдалась заметная и постоянная тенденция экономического вырав­нивания. Верно то, что все классы европейскою и американского об­ществ становились богаче; средние экономические слои не уменьшались. Верно также и то, что увеличивалось количество миллионеров и муль­тимиллионеров; во многих странах доход самых богатых семей увеличи­вался быстрее, чем доходы бедных экономических классов. Не вызывает сомнения и то, что экономические контрасты между богатыми и бед­ными не уменьшались, а в некоторых странах, например в Америке, с 1890 года наблюдалась тенденция к усиленной концентрации бо гагств", в других странах, как, например, в Англии, Германии и Фран­ции, хоть экономическая стратификация и не увеличивалась, но и не уменьшалась. Эти факты, подкрепленные другими данными, уверяют нас в том, что в европейских странах и в Америке экономическая эволюция за последние 60- 70 лет не дает никаких оснований для утверждения, что экономическая стратификация развивалась в направле­нии к ее сокращению Думаю, что этого достагочно, дабы удовлетворить фантазию многих разочарованных и пришедших в уныние социа­льных мечтателей. Впоследствии мы отметим, при каких условиях мо­жет быть осуществлена их мечта и что на самом деле означало бы ее осуществление.

Таким образом, если ни гипотеза постоянного профиля экономичес­кой стратификации (В. Парето), ни гипотеза ее постоянного увеличения (К. Маркс) или уменьшения не верны, то остается только одно возмож­ное заключение, а именно: валидна лишь теория ненаправленного коле­бания и циклов, независимых от периодичности или случайности самих колебаний. Эта теория кажется мне наиболее вероятной. Однако, прини­мая во внимание, что необходимых данных в полном объеме не найти, то дальнейшее изложение следует воспринимать как гипотетическое. Многое еще нуждается в проверке, прежде чем стать признанным и око­нчательно установленным.

2. Гипотеза колебаний высоты и профиля экономической стратификации

Для того чтобы уяснить суть гипотезы, можно прибегнуть к анало­гии. В природных явлениях часто видно "естественное" направление некоторых процессов. Вода в реке движется с более высокого уровня к низкому до тех пор, пока не встречает препятствия или искусственного сооружения, которое заставляет ее двигаться против течения. Матери­альные объекты тяжелее воздуха, имеют тенденцию падать вниз, если нет силы, заставляющей их взлететь. Подобным образом внутри социа­льной группы многочисленные, но пока еще не известные нам силы "естественным" образом с громятся усилить экономическую стратифика­цию, пока не вмешаются силы противоположные, препятствующие это­му движению. Конечно же такое вмешательство тоже "естественно", но по контрасту с силами, действующими постоянно и гладко в направле­нии усиления социальной стратификации, они действуют судорожно и неритмично и ясно проявляют себя лишь только время от времени. Будучи отмеченными особым стремлением приостановить естественный процесс стратификации, они напоминают нам искусственную стрижку постоянно растущих волос. В этом смысле, они искусственны, хотя в более широком смысле вполне "естественны".

Если же дело обстоит именно так, то мелкие и крупные колебания экономической стратификации становятся неизбежными. Отложим вре­менно обсуждение проблемы, являются ли колебания безграничными (от самого "рельефного профиля" до "ровной экономической плоскости")

и есть ли какая-нибудь периодичность или регулярность этих колебаний. Укажем вначале, что они существовали во всех обществах и в разные времена. Схема их такова.

Экономическая стратификация среди самых примитивных племен относительно невелика. С их ростом и усложнением возникает институт частной собственности в своих очевидных формах. Стратификация ста­новится более заметной. Она растет до полной насыщенности, которая неодинакова для разных типов общества. Землетрясения, наводнения, пожары, войны, захват имущества, реформы, перераспределительные законы, прогрессивные налоги , отмена долгов, экспроприация прибылей - таковы ипостаси выравнивающей силы. Она проявляет себя в отсека-нии верхних слоев пирамиды. Но вот произведена операция отсекания, и естественные силы стратификации вновь принимаются за работу, и со временем стратификация восстанавливается. Но как только достигается новая точка насыщения, происходит новое ""хирургическое вмешательст­во". Таким образом сотни раз в разных обществах в разные периоды происходило монотонное повторение одного и того же сценария. Пьеса ставилась не совсем регулярно, но сюжет ее был везде один и тот же, начиная с ранних исторических хроник и до наших дней. Приведем некоторые подтверждения, выбранные мною из числа самых известных.

Древний Рим. Есть основания считать, что в Риме на ранних стадиях развития экономическая дифференциация была незначительной; посте­пенно она возрастала. Во времена Сервия Тулия (VI в. до н. э.) она уже была отчетливой. Разница между богатыми и бедными классами, по его реформе, заключалась во владении от 2 -5 до 20 югеров земли. Так как в этот период земля представляла основное богатство, то и из 193 центурионов 98 состояли из людей самого богатого класса. Иными словами, экономический профиль римского общества представлял собой пологий склон. Силы стратификации продолжали работать, и во време­на "Законов XII таблиц" (середина V в. до н. э.) возникла необходимость приостановить ее в форме смягчения долговых обязательств , запреще­ния процента на капитал свыше 8,5% в год, облегчения использования общественных земель для бедняков и т. д. После этого действительно происходили законодательные сокращения и уменьшения долгов и им подобных социальных "препон". Хоть временно они приносили успех, но уже не могли остановить процесс дифференциации на долгое время, и поэтому предпринимаются все новые и новые попытки социального "выравнивания". Среди важнейших из таких законов были законы Лици-ния и Секстия (376 г. до н. э.), по которым аннулировались долги и оговаривался максимальный размер в 500 югеров (то есть 125 гек­таров) земли, которой может владеть один человек. После этою эконо­мическое неравенство вновь стало возрастать. Для того чтобы быть "всадником" в начале II века до нашей эры, требовалась собственность в размере 400 тысяч сестерциев (приблизительно 4000 фунтов стерлин­гов)". Ci ратификация , следовательно, заметно увеличилась. Поэтому пришлось прибегнуть к новым "сдерживающим факторам". Мы видим их в попытках братьев Гракхов (конец II в. до н. э.) уменьшить экономи­ческую дифференциацию за счег введения дополни гельных налогов на роскошь, раздачи земли в долг и других законов. Следующие социа­льные "выравнивания" выпадают на период гражданских войн и рево­люций на закате республики (в форме конфискаций, грабежа, "наци­онализации", экспроприации, перераспределений земли и т. п.). Но при

этом "естественные" силы стратификации продолжали свою работу. Концентрация богатств в конце существования республики и в течение первых трех веков нашей эры достгла высочайшей степени. Рим стал "республикой миллионеров и нищих". Юлием Цезарем было вывезено из Галлии имущество на сумму, равную 70 миллионам долларов; состо­яние Красса оценивалось в 7 миллионов долларов; Сенеки - в 1,5 миллиона. Громадные состояния того времени свидетельствуют о про­должающемся процессе экономической стратификации. Рост размера состояний в то время был не меньше, чем в США в XIX веке. Естественно, в IV-V веках нашей эры не было недостатка в попытках "вырав­нивания" экономической пирамиды с помощью революций, перерасп­ределений и установления государственного социализма, но экономичес­кая стратификация тем не менее не исчезла. Конец римской истории хорошо известен. В результате мощной экономической дезорганизации наступил период общей бедности, хаоса, варварских нашествий и так называемый конец Западной Римской империи. Таким образом, рас­сматриваемая в целом римская история напоминает скорее кривую, чем плавную линию развития, медленно, со многими внезапными и резкими колебаниями поднимающуюся вверх, достигающую своей кульминаци­онной точки в период заката республики и в первые столетия империи, а с того момента колеблющуюся без определенного направления вплоть до конца империи".

Древняя Греция. Изменения в экономической стратификации Греции были сходными. Вначале это незначительная экономическая дифферен­циация; в дальнейшем она усиливается. Уже во времена Гесиода (рубеж VIII - - VII вв. до н. э.), как мы можем видеть из его опуса "Труды и дни", она значительно возросла. И к VII веку до нашей эры она достигла точки относительной насыщенности (естественно, по условиям того времени)2 и в форме революции-реформы вызвала первую серьезную попытку сдержать ее. Я подразумеваю реформы Солона в Афинах и подобные "задержки" в других греческих полисах3. Временно эти реформы умень­шали экономическую дифференциацию4, но все-таки не могли ее преодо­леть. Все постепенно приобретало свой "естественный ход". Поэтому вновь предпринимаются попытки сдержать дифференциацию: реформы Писистрата, Клисфена, Перикла (VI-V вв. до н. э.), которые по-разному

пытались помочь бедным за счет богатых и других эксплуатируемых Афинами государств.

Ситуацию прекрасно охарактеризовал Поль Гиро:

"Амбиции политиков и государственных деятелей устремлены на перемещение богатств от богатых к бедным. Веками предпринимались бесчисленные попытки, имеющие одну-единственную цель - перерасп­ределить богатство. Само собой разумеется, что цель эта никогда не была достигнута. Прежде всего, потому, что они не пытались поделить поровну. Во-вторых, они не предпринимали мер предосторожности, дабы предупредить неравенство в будущем. Короче говоря, нужно было постоянно все начинать сначала. Они прикладывали руку ко всему экономически ценному. Иногда они придавали видимость законности захватам имущества. Самым распространенным был метод насилия. Это был бунт против богатых. В случае успеха завоеватели убивали или изгоняли свои жертвы и конфисковывали их имущество. История Гре­ции пропитана духом революций подобного рода. Они начались с пер­вых конфликтов между аристократическими и демократическими пар­тиями и продолжались до самого римского завоевания Греции"".

Добавьте к этому многочисленные налоги и обложения на капитал (eisphora, proeisphora, liturgia и т. д.), которые отнимали в некоторые периоды до 20% дохода богатых. Но тем не менее все эти меры со времени Солона и до IV века до нашей эры не смогли приостановить рост экономической дифференциации. Четыре экономических класса, созданных конституцией Солона, дифференцировались по возможному наличию капитала. Хотя позднее стратификация внутри этих классов усилилась еще больше. Направление кривой экономической флуктуации в других греческих полисах было таким же. Даже в Спарте, несмотря на серьезнейшие меры по сдерживанию экономического неравенства, по­строенной на принципах военного коммунизма, не удалось приосnановить это восходящее движение. К концу Пелопоннесской войны (конец V в. до н. э.) или позднее, во времена правления Клеомена III и Агиса IV (III в. до н. э.), она стала более заметной, чем на ранних стадиях истории Спарты2. Последние столетия существования греческих полисов, начи­ная приблизительно с III века до нашей эры, отмечены экономическим упадком, который в некоторых полисах привел к ослаблению экономи­ческой стратификации, вызванным среди прочего громадными налога­ми, экспроприациями и социальными потрясениями3.

Более заметны все эти перепады в нескончаемой истории Китая. Хотя она известна нам сравнительно немного, особенно это касается ранних эпох, однако большие циклы усиления и ослабления экономичес­кой стратификации за последние два тысячелетия кажутся очевидными.

Это можно показать на примере циклов концентрации и диффузии земельных владений, которые повторялись неоднократно за последние две тысячи лет. Нам известно, что благодаря системе Цинь Чэна до IV века до нашей эры не было большой концентрации земли в руках богатого меньшинства, но приблизительно после 350 года до нашей эры система государственной собственности на землю сменилась системой частной собственности. Это привело к быстрому росту концентрации земли в руках меньшинства и в результате - к нескольким попыткам приостановить его. Китайцы, однако, не смогли приостановить этот процесс надолго. В 280 году нашей эры была предпринята попытка вновь и земля была поровну перераспределена в системе Цинь Чэна. Но неравенство возобновлялось вновь, и ему сопутствовали всякий раз попытки перераспределений в форме реформ и революций, причем чаще в начале правления династий (Цин, Вей, Тан, Сунь и другие). С переры­вами система просуществовала до 713 года нашей эры, но потом она окончательно уступила место частной собственности и новой волне концентрации земли. Хотя и позднее различными способами предприни­мались попытки выравнивания то в форме национализации, то в виде мер по установлению государственного социализма, то в форме прави­тельственного контроля над промышленностью". Так шла история Ки­тая до нашего времени.

Если взять нетерриториальную группу, такую, например, как христи­анская церковь, особенно римско-католическую церковь, то вновь мож­но пронаблюдать за подобными циклами. Вначале христианская община не была экономически дифференцирована и приближалась к государству communis omnium possesio2 *. В дальнейшем, одновременно с увеличени­ем числа христиан и легализацией христианства, с быстрым ростом церковного богатства последовал процесс внезапного усиления экономи­ческой стратификации. В VII-VIII веках богатство церкви стало огром­ным, параллельно с этим социальные и экономические стандарты, богат­ство и доходы различных церковных слоев, начиная с папы и кончая обычным приходским священником, стали совершенно несравнимыми. Былое равенство исчезло. Церковная организация сгала представлять собой очень высокую пирамиду, разделенную на многочисленные эконо­мические страты. Впоследствии предпринимается множество мер по сокращению богатств и уменьшению внутренней стратификации церкви. Конфискации и налогообложения церковного богатства Каролингами, а позднее светскими властями Англии и Франции; появление многочис­ленных сект, враждебно настроенных по отношению к церковным вла­стям, которые стремились "вернуть" церковь к евангельской бедности (богомилы, вельдепсы, беггарды, лолларды, гумилиаты, арнольдисты и др.); Ренессанс и Реформация действовали также в направлении умень­шения богатства церкви и ее внутренней стратификации. Того же плана была экономическая история христианской церкви в отдельных странах, таких, как Англия, Италия, Франция, Германия, Россия. Короче говоря, если богатство и доходы высших представителей национальной церкви приблизительно сравнить с богатством и доходами среднего священ­ника, а затем сделать такое же сравнение доходов низших и высших церковных авторитетов в средние века, то можно сделать вывод со значительной степенью вероятности, что теперешний конус христианс­кой религиозной группы более плоский, чем он был в средние века. Восходящее движение первых четырнадцати веков развития христианс­кой церкви в области экономической стратификации после XVIII века вытесняется тенденцией к выравниванию. Эта основная кривая в дейст­вительности была значительно сложней; бесчисленное множество более мелких циклов колебалось вокруг этой основной кривой. Взятые вместе, они выражали существование циклов, а не постоянную тенденцию. И если мы возьмем историю религиозных орденов, то придем к тому же результату.

История европейских наций (пока еще относительно короткая) пока­зывает подобные колебания в экономической с гратификации. Ее начало

известно. Среди германцев во времена Цезаря "каждый человек видит, что ею собственное богатство равно богатству самых влиятельных"". В Германии времен Тацита экономическая стратификация между гер­манцами уже достигла большего npoipecca. He без колебаний, парал­лельно расширеЕгаю и усложнению социальных ор1анпзмоп. дифферен­циация продолжала расти, и в рез;лыа1е начала складывайся комп­лексная феодальная сисгема. которая прежде всего была системой очень сложной экономической стратификации. В конце средних веков страти­фикация становится огромной. В соответствии с расчетами Лютера, годовой доход крестьянина был около 40 гульденов, дворянина - 400 гульденов, графа, принца или короля - 4, 40, 400 тысяч соответственно. Около 1500 года нашей эры доход богатого человека равнялся 100-130 тысячам дукатов; среднегодовой доход немецкого ремесленника коле­бался между 8 и 20 гульденами; доход Карла V предположительно был не менее 4,5 миллиона дукатов2. Таким образом, самый высокий доход экономического конуса превышал средний доход ремесленника в 500 тысяч раз - разница, которая едва ли существует в любом современном обществе, даже в Англии и США. В подобных масштабах и во Франции XIV-XV столетий существовала громадная экономическая дифферен­циация. Кроме короля и дворянства было еще 5 экономических классов мастеровых (gens de metiers), которые платили налоги от 5 су до 10 ливров и выше; класс буржуазии вместе с классом мастеровых страти­фицировались по-своему, в соответствии со своими доходами. Буржуа, подобно Гандюффл де Ломбару, имел 458 тысяч ливров ежегодного дохода - сумма, в несколько десятков тысяч раз превышающая доход среднего мастерового3. Состояние Лоренцо Медичи (в 1440 г.) состав­ляло около гульденов, банкира Чиджи (в 1520 г.) - около 800 тысяч дукатов, папы Юлия II - около 700 тысяч дукатов. В Испании в XVI веке большей частью земель владели 105 человек4. В соответствии с историческими документами, в Англии в XVII веке градация годового дохода начиналась с 5 фунтов стерлингов - доход низкооплачиваемого работника; далее он поднимался до 15 фунтов для сельскохозяйственных работников и деревенских тружеников; 38 фунтов - у ремесленников и мастеровых; до 45 фунтов - у лавочников и торговцев; до 60 фунтов - у людей искусства и науки; 60-80 фунтов - у морских и военных офицеров; 55-90 фунтов - у свободных землевладельцев; 70 фунтов - у высшего духовенства; 154 фунта - у юристов; 200-400 фунтов - у купцов; 180 фунтов - у сельских джентри; 450 фунтов - у эсквайра;

до 650 фунтов - у рыцарей; до 880 фунтов - у баронетов; до 1300 фунтов - у епископа; до 3200 фунтов - у высшего дворянства; и, наконец, на вершине конуса - король и самые богатые люди с еще большими доходами5. Достаточно сравнить эти цифры с данными Ф. Вудса, касающимися теперешней разницы между самыми высокими и средними доходами в США. чтобы увидеть, что в предшествующие столетия существовали не меньшие экономические контрасты, чем в со­временных обществах с их мультимиллионерами и громадными финан­совыми корпорациями".

Процесс роста экономического неравенства много раз сдерживался разными способами: революции, войны, реформы, конфискации, экс­проприации, налоги, свободные дары богатых людей и т. п. То, что эти "задержки" были относительно эффективными, доказывает тот факт. чю современное неравенство, измеренное от среднего до самого высо­кого дохода в обществе, не больше, чем оно было в некоторые предшест­вующие периоды. Если бы тенденция к усилению экономической страти­фикации была постоянной, то настоящее неравенство было бы гораздо значительнее, чем в Англии или Германии в их отдаленном прошлом.

Существование циклов можно видеть даже из нескольких цифр, которые относятся к доле различных групп доходов в общем националь­ном доходе в XIX и XX веках в европейских странах. Статистика показывает, что эти доли колеблются из месяца в месяц, из года в год. от одного периода в несколько лет в другой. Русская революция в пери­од с 1917 по 1921 год - современный пример внезапного и радикального выравнивания экономической стратификации общества; с 1921 года по­явилась противоположная тенденция, которая проявляется в возрожде­нии многих слоев, разрушенных в первый период революции2.

Наконец, существование ритма в экономических флуктуациях прояв­ляется во многих "подъемах" и "спадах" экономического статуса круп­нейших экономических страт. Некоторые "подъемы" и "спады" совпада­ли с уменьшением и увеличением национального дохода; другие случа­лись независимо от этого общего хода. В Англии, например, экономический статус трудящихся классов был низким в XIV веке и не­соизмеримо высоким в XV и в начале XVI века; во второй половине XVI и XVII веке он вновь понизился; в первой половине XVIII века вторично улучшается; в дальнейшем же, особенно в конце XVIII - начале XIX века, он заметно ухудшается. После очередного подъема во второй половине XIX века за последнюю декаду экономический статус трудя­щихся Англии ухудшается вновь. Подобные колебания характерны и для истории Франции: XI11-XIV века были периодом благоприятного эко­номического положения для трудящихся слоев общества; вторая поло­вина XIV и первая половина XV века были периодами сильного ухудше­ния; в следующем столетии их положение снова становится лучше;

очередное ухудшение отмечает вторую половину XVI и начало XVII века; после периода относительной стабильности, во второй половине XVIII века, начался период ухудшения, который длился всю первую половину XIX века. Заметные позитивные сдвиги начинаются во второй половине XIX века, хотя и прерваны мировой войной и последующим периодом упадка.

Подобные колебания типичны для истории России , Германии, да и практически всех стран. Все предшествующее изложение дает основа­ние для заключения, что существование колебаний в экономической стра­тификации общества - факт достаточно определенный.

3. Периодичность флуктуации

Следующая проблема, которую хотелось бы кратко обсудить, за­ключается в выяснении периодичности этих колебаний. К сожалению, из-за отсутствия достаточных данных и невозможности точно опреде­лить время усиления или ослабления дифференциации нельзя и совер­шенно определенно ответить на этот вопрос. Колебания происходят так постепенно, что крайне сложно точно указать год начала или конца любого цикла. Всякая попытка сделать это будет в достаточной мере субъективной. И все же чисто экспериментально можно допустить суще­ствование нескольких видов приблизительной периодичности. Приведен­ные выше данные относительно экономического статуса рабочего класса во Франции и Англии позволяют сделать предположение, что суще­ствовали периоды в 50, 100 и 150 лет. Показатели покупательной способ­ности денег и цен, приведенные Д"Авенелем для Франции, могут неско­лько прояснить проблему. Приняв покупательную способность денег в конце XIX века за условную единицу, Д"Авенель приводит следующие показатели для предшествующих шести веков".

Индекс цен" href="/text/category/indeks_tcen/" rel="bookmark">индексы цен , стоимость жизни, номи­нальную и реальную заработную плату и т. д., можно заметить и менее глобальную периодичность в 10, 15, 20, 30, 40, 50 лет. Однако невозмож­но сделать какой-либо негативный или позитивный вывод из этих дан­ных вследствие их фрагментарности, случайного и недостаточного ха­рактера выборки. Впрочем, проблема периодичности не столь уж и важ­на. Я думаю, что обсуждение ее можно и опустить, оговорив лишь, что наличие строгой периодичности вероятно, хотя еще и не доказано.

4. Существует ли предел флуктуации экономической стратификации?

Наиболее вероятный ответ на этот вопрос может быть следующим:

при нормальных условиях, свободных от социальных. потрясений и обще­стве, которое прошло первобытную ступень и обладает сложной струк­турой, в котором наличествует институт частной собственности, из­менении высоты и профиля экономической стратификации ограничено. Это значит, что форма с гратификации не будет ни слишком "выпуклой". ни слишком "плоской". Она относительно постоянна и изменяется толь ко в строго определенных пределах. Все это прекрасно продемонстриро­вали В. Парето, Г. Шмоллер и некоторые другие исследователи, которые отметили, что форма экономического конуса различных обществ, да и одного и того же общества в разные периоды, почти одинаковая. Это можно проиллюстрировать следующими примерами".

Удельный вес четырех экономических классов (по доходам)

	Богатейший класс	(по доходу) класс	(по доходу) класс	Беднейший класс
Аугсбург:
Ольденбург:
Саксония:

Цифры показывают, что форма экономического конуса различных обществ (в том числе и того же общества, но в разное время) колеблется, но эти изменения ограничены, и профили в основном схожи.

Означает ли это. что более радикальное изменение формы стратифи­кации невозможно? Вовсе нет. Нет необходимости заглядывать далеко в прошлое, достаточно посмотреть на русский опыт, чгобы увидеть совершенно плоские форму и высогу с гратификации. Уничтожение боль­шевиками частной собственности и экспроприация денег, ценных и дра­гоценных предметов; национализация банков, фабрик. масгерских, домов и земель; выравнивание средних окладов (разница между самой высокой и низкой заработной платой, в соответствии с декретом о г 1918 года, не должна превышать соотношение 175:100)2. Короче говоря, коммунисти­ческие "меры" отсекли все хорошо обеспеченные слои экономического конуса России, сильно сократили разницу между зарплатой рабочих и крестьян и, таким образом, сделали форму экономическою конуса русскою общества почти плоской. Вместо конуса форма стратификации

в этот период скорее напоминает трапецию. Этот факт - далеко не уникальный в истории - означает, что случаются самые радикальные изменения высоты и профиля экономической стратификации. Но они всегда носят характер большой катастрофы и происходят при чре­звычайно неблагоприятных обстоятельствах, и если общество не погиба­ет, то "плоскостность" его стратификации регулярно вытесняется конусом и неизбежной дифференциацией слоев.

В течение этих же лет схожий процесс наблюдался в Венгрии и Баварии, где происходили подобные выравнивания. В прошлом подобный ход событий продемонстрировали многие "коммунистические" револю­ции в Греции, Персии, во многих мусульманских странах, Китае, в сре­дневековой Богемии, государстве Таборитов, в Германии (коммунисти­ческие общества Т. Мюнцера и Д. Лейдена), во Франции во времена Великой французской революции 1789 года и т. п. Другими словами, радикальному выравниванию экономической стратификации более или менее развитых социальных организаций всегда сопутствовали социа­льные потрясения, сопровождаемые сильной экономической дезоргани­зацией, голодом, нищетой; они никогда не были успешными и чаще всего - кратковременными; и как только общества начинали экономи­чески выздоравливать, то всегда возникала новая экономическая страти­фикация. Эти утверждения не гипотетичны, а суть результат длитель­ного индуктивного изучения соответствующих исторических экспери­ментов". Неизвестно абсолютно ни одного исключения из правила. Общества "государственного социализма" или "военного коммунизма", как в Спарте или Римской империи IV-V веков нашей эры, королевстве инков, древней Мексике, Египте при Птолемеях, государстве иезуитов, которые существовали сравнительно долго, - не исключения из этого правила по той простой причине, что они в действительности были высоко стратифицированными обществами с сильным экономическим и социальным неравенством различных слоев внутри каждого из ник2.

Поэтому мы должны признать с большими оговорками, что ради­кальное "выравнивание" формы стратификации возможно и иногда случалось. Но мы должны добавить к этому, что оно сопровождалось катастрофическими разрушениями экономической жизни общества, еще большим усилением нищеты массы населения, анархией и смертью. Те, кто жаждут такого "выравнивания", должны быть готовы к его послед­ствиям. Третьего не дано! Либо плоское экономическое общество, но сопровождающееся нищетой и голодом, либо относительно преуспева­ющее общество с неизбежным социально-экономическим неравенством.

То же с соответствующими исправлениями можно сказать о бес­предельном повышении или понижении профиля экономической стра­тификации. Существует точка "насыщения", дальше которой общество не может продвигаться без риска крупной катастрофы. Когда же она достигнута, социальное здание рушится, и его верхние слои низверга­ются. Как это происходит, путем ли революции, реформы, вторжения или вследствие внутренней дезорганизации, путем ли налогообложения или грабежа, сути дела не меняет. Важно лишь то, что как-то это все же осуществляется. Как любое физическое тело имеет свою точку чрезмерного напряжения, так аналогично существует точка чрезмерного напряжения для "социального тела". В зависимости от ряда условий точка "перегрузки" отличается для разных физических структур. Точно так же опасность достижения точки перенапряжения экономической с гратификации неодинакова для разных обществ и зависит от их разме­ров, окружения, человеческого материала, характера распределения бо­гатств и т. д. Как только общество начинает приближаться к точке перенапряжения, начинается революционная, уравнительная, социали­стическая и коммунистическая "лихорадка", заражающая все большие и большие массы людей, вызывающая все усиливающееся возмущение народа, затем искомая "операция" или путем революционным, или реформаторским совершается. Таков вечно повторяющийся цикл исто­рии. Но довольно об ограничениях в колебаниях высоты и профиля экономической стратификации. Обратимся теперь к последней проблеме.

5. Существование постоянной тенденции во флуктуациях высоты и профиля экономической стратификации

Лично я не вижу ничего подобного в истории. Что не существует постоянной тенденции к экономическому равенству, очевидно каждому, кто хоть мало-мальски знаком с социальной сферой и кто не подменяет реальные исторические процессы, происходящие тысячелетиями, пла­менными "речами" и "шумным многословием" пришедших в уныние уравнителей. Вне сомнения, экономическая пирамида всех первобытных племен на ранних ступенях европейских, американских, азиатских и аф­риканских обществ была очень низкой и близкой к "плоскости". Даль­нейшая же эволюция каждого из них заключалась не в увеличении равенства, а, наоборот, в усилении экономического неравенства. Ни одному из этих обществ на поздних ступенях развития не удалось воссоздать экономической "плоскости" детства истории, как ни один человек не может вернуться во младенчество, если оно уже закончилось. И так как в течение тысячелетий не было подобных "возвратов", за исключением кратковременных катастрофических кризисов, то нет ос­нований для каких-либо заявлений о наличии тенденции к экономичес­кому равенству. При этом любому человеку, даже безумцу, дается полная свобода верить во все, что он пожелает, тем не менее для науки существует только один ответ: любое общество, переходя от первобыт­ного к более развитому состоянию, обнаруживает не ослабление, а имен­но усиление экономического неравенства. И ни речи уравнителей, ни речи христианских либеральных проповедников, несмотря на их каждоднев­ное повторение, не могут изменить этого процесса".

Означает ли это, что существует противоположная тенденция к уве­личению экономического неравенства? И вновь я не вижу достаточных оснований для подобного утверждения. Из аналогии следует: новорож­денный младенец умственно и физически развивается в течение несколь­ких лет, но неверно делать из этого вывод, что его рост продолжится бесконечно. Спустя некоторое количество лет рост приостановится, и в организме начнут происходить обратные процессы. Иными словами, из чистого факта увеличения экономической стратификации в течение первых ступеней эволюции общества неверно выводить, что эта тенден­ция будет постоянной и продолжится неограниченно. Конечно, аналогия - далеко не адекватный аргумент, но факты истории показывают, что во многих обществах прошлого на ранних ступенях экономическая дифференциация возрастала и, достигнув кульминационной точки, начи­нала видоизменяться, время oт времени разрушаясь. Последние ступени экономической эволюции часто (хотя не всегда) отмечались ослаблением экономических контрастов, и это ни в коем случае не было возвращени­ем к первобытной "плоскости". Такова схематичная кривая истории. Второй ряд релевантных фактов дает история некоторых более стабиль­ных обществ, типа китайского. Несмотря на шеститысячелетнюю его историю и бесконечное число изменений, едва ли можно сказать, что существовала постоянная тенденция усиления экономической стратифи­кации в китайском обществе за последние пару тысячелетий. И в насто­ящее время она вряд ли больше, чем во многие предшествующие пери­оды. Все, что мы здесь наблюдаем за две-три тысячи лет - лишь колебания стратификации. Третий ряд фактов дает история современных европейских обществ. Данные, приведенные мною выше, показывают, что в прошлом было не меньше экономических контрастов, чем сейчас. В течение последних нескольких столетий их стратификация колебалась то вверх, то вниз, и ничего более. Не было определено ни постоянной тенденции в направлении роста экономического неравенства, ни в напра­влении его ослабления.

Наконец, история статистически достоверно изученных XIX и XX столетий, как мы видели, также не показала какой-либо определенной тенденции. Распределение национального дохода в европейских странах, будучи достаточно стабильным, показывает только маятниковые коле­бания. Поэтому, несмотря на нашу склонность видеть во всем опреде­ленные закономерности, несмотря на наше желание верить в неизвест­ные силы, которые создают историю человечества и ведут нас к опреде­ленной цели, несмотря на общее мнение, которое описывает процесс исторического развития как обучение в колледже, где все студенты поступают на первый курс, переходя с курса на курс и наконец заканчи­вают колледж, дабы стать счастливыми членами конечного "социали­стического", "коммунистического", "анархического", "равного" или еще какого-нибудь там социального рая, предписанного историей, разумом или абсурдом "теоретиков прогресса"; несмотря на все это, мы вынуж­дены заключить, что такому "финализму" и "эсхатологии" нет серьез­ных оснований. Исторический процесс скорее напоминает мне человека, который вращается в разных направлениях без определенной цели или пункта назначения.

К вышесказанному следует добавить следующие краткие замечания:

как правильно подметили В. Парето и Г. Шмоллер, существует кор­реляция между периодом интенсивного экономического развития и уси­лением экономической стратификации и, при общих равных условиях, увеличение размера общества в форме увеличения числа его членов, вероятно, приводи г к ослаблению роста неравенства. Но это, однако, не всегда так и часто нарушается вмешательством разнородных и неожи­данных факторов. Временно поставим на этом точку.

Резюме

1. Гипотезы постоянной высоты и профиля экономической стратифи­кации и ее роста в XIX веке не подтверждаются.

2. Самая верная - гипотеза колебаний экономической стратифика­ции от группы к группе, а внутри одной и той же группы - от одного периода времени к другому. Иными словами, существуют циклы, в ко­торых усиление экономического неравенства сменяется его ослаблени­ем.

3. В этих флуктуациях возможна некоторая периодичность, но по разным причинам ее существование пока еще никем не доказано.

4. За исключением ранних стадий экономической эволюции, от­меченных увеличением экономической стратификации, не существует постоянного направления в колебаниях высоты и формы экономической стратификации.

5. Не обнаружена строгая тенденция к уменьшению экономического неравенства; нет серьезных оснований и для признания существования противоположной тенденции.

6. При нормальных социальных условиях экономический конус развитого общества колеблется в определенных пределах. Его форма относительно постоянна. При чрезвычайных обстоятельствах эти пределы могут быть нарушены, и профиль экономической стратифика­ции может стать или очень плоским, или очень выпуклым и высоким. В обоих случаях такое положение кратковременно. И если "экономи­чески плоское" общество не погибает, то "плоскость" быстро вытесня­ется усилением экономической стратификации. Если экономическое неравенство становится слишком сильным и достигает точки перена­пряжения, то верхушке общества суждено разрушиться или бьпь низвергнутой.

7. Таким образом в любом обществе в любые времена происходит борьба между силами стратификации и силами выравнивания. Первые работают постоянно и неуклонно, последние - стихийно, импульсивно, используя насильственные методы.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ

Итак, как уже было отмечено, универсальность и постоянство поли­тической стратификации вовсе не означает, что она везде и всегда была идентичной. Сейчас же следует обсудить следующие проблемы: а) изме­няется ли профиль и высота политической стратификации от группы к группе, от одного периода времени к другому; б) существуют ли установленные пределы этих колебаний; в) периодичность колебаний; г) существует ли вечно постоянное направление этих изменений. Раскрывая все эти вопросы, мы должны быть крайне осторожны, чтобы не подпасть под обаяние велеречивого красноречия. Проблема очень сложна. И должно приближаться к ней постепенно, шаг за шагом.

I. Изменения верхней части политической стратификации

Упростим ситуацию: возьмем для начала только верхнюю часть политической пирамиды, состоящую из свободных членов общества. Оставим на некоторое время без внимания все те слои, которые находятся ниже этого уровня (слуги, рабы. крепостные и т. п.). Одновре­менно не будем рассматривать кем? как? на какой период? по каким причинам? занимаются различные слои политической пирамиды. Сей­час предметом нашего интереса являются высота и профиль политичес­кого здания, населенного свободными членами общества: существует ли в его изменениях постоянная тенденция к "выравниванию" (то есть

к уменьшению высоты и рельефности пирамиды) или в направлении к "повышению".

Общепринятое мнение - в пользу тенденции "выравнивания". Люди склонны считать как само собой разумеющееся, что в истории существует"железная тенденция к политическому равенству и к унич­тожению политического "феодализма" и иерархии. Такое суждение типично и для настоящего момента. Как справедливо подметил Г. Воллас, "политическое кредо массы людей не является результатом размышлений, проверенных опытом, а совокупность бессознательных или полусознательных предположений, выдвигаемых по привычке... Что ближе к разуму, то ближе к нашему прошлому и как более сильный импульс позволяет быстрее прийти к выводу"". Что касается высоты верхней части политической пирамиды, то я отнюдь не уверен, что общее мнение людей детерминировано этими мотивами. Мои же аргументы следующие.

У первобытных племен и на ранних ступенях развития цивилизации политическая стратификация была незначительной и незаметной. Неско­лько лидеров, слой влиятельных старейшин - и, пожалуй, все, что располагалось над слоем всего остального свободного населения. Поли­тическая форма такого социального организма чем-то, только отдален­но, напоминала покатую и низкую пирамиду. Она скорее приближалась к прямоугольному параллелепипеду с еле выступающим возвышением сверху. С развитием и ростом общественных отношений, в процессе унификации первоначально независимых племен, в процессе естествен­ного демографического роста населения политическая стратификация усиливалась, а число различных рангов скорее увеличивалось, чем уме­ньшалось. Политический конус начинал расти, но никак не выравнивать­ся. Четыре основных ранга полуцивильных обществ на Сэндвичевых островах и шесть классов среди новозеландцев могут проиллюстриро­вать этот первоначальный рост стратификации. То же можно сказать и о самых ранних ступенях развития современных европейских народов, о древнегреческом и римском обществах. Не обращая внимание на дальнейшую политическую эволюцию всех этих обществ, очевидным кажется, что никогда их политическая иерархия не станет такой же плоской, какой она была на ранних стадиях развития цивилизации. Если дело обстоит именно так, то было бы невозможным признать, что в истории политической стратификации существует постоянная тенден­ция к политическому "выравниванию".

Второй аргумент сводится к тому, что, возьмем ли мы историю Древнего Египта, Греции, Рима, Китая или современных европейских обществ, она не показывает, что с течением времени пирамида по­литической иерархии становится ниже, а политический конус - более плоским. В истории Рима периода республики мы видим вместо нескольких рангов архаической поры высочайшую пирамиду из разных рангов и титулов, накладывающихся друг на друга даже по степени привилегированности. В наше время наблюдается нечто похожее. Специалисты по конституционному праву, кстати, достаточно верно отмечают, что политических прав у президента США явно больше, чем у европейского конституционного монарха. Исполнение приказов, которые отдают высокие официальные лица своим подчиненным, генералы - низшим военным рангам, столь же категорично и обя­зательно, как и в любой недемократической стране. Соблюдение приказов офицера высшего звания в американской армии так же обяза­тельно, как и в любой другой армии. Есть отличия в методах рекрута. которые мы обсудим в дальнейшем, но это ни в коем случае не означает. что политическое здание современных демократий плоское или менее стратифицированное, чем политическое здание многих недемократичес­ких стран. Таким образом, что касается политической иерархии среди граждан, то я не вижу какой-либо тенденции в политической эволюции к понижению или уплощению конуса. Несмотря на различные методы пополнения членами высших слоев в современных демократиях, полити­ческий конус сейчас такой же высокий и стратифицированный, как и в любое другое время в историческом прошлом, и конечно же он выше, чем во многих менее развитых обществах. Хоть я и настойчиво подчер­киваю эту мысль, тем не менее мне не хотелось бы, чтобы меня поняли превратно, будто бы я утверждаю существование обратной постоянной тенденции к повышению политической иерархии. Это никаким образом и ничем не подтверждается. Все, что мы видим вновь, - это "бес­порядочные", ненаправленные, "слепые" колебания, не ведущие ни к по­стоянному усилению, ни к ослаблению политической стратификации.

2. Изменения политической стратификации внутри целостной политической организации

Предыдущее обсуждение касалось только верхней части политичес­ких организаций. Но вполне очевидно, что во всех обществах существует слой ниже этого уровня, то есть слой всех остальных граждан. И даже среди самих граждан юридически и фактически существуют разные страты меняющихся степеней, привилегий и ответственности. Сейчас нам придется вернуться к анализу вертикальной диспозиции и профиля целостной политической ор­ганизации снизу доверху.

Гипотеза исчезновения политического неравенства и политической стратификации. Преобладающее мнение специалистов заключается в признании постоянной тенденции к исчезновению политического неравенства. Согласно этому представлению, с течением времени политический конус уплощается, а ряд его слов и вовсе исчезает. Так как противоположная тенденция сегодня практически никем серьезно не поддерживается, мы поэтому можем сконцентрировать наше внимание на этом мнении, типичном для политической мысли > XVIII-XX веков. При первом приближении гипотеза кажется не­оспоримой. Действительно, рабство и крепостное право, иерархия каст и многочисленных феодальных социальных рангов - все это практически исчезло в нынешнем цивилизованном обществе. Основной лозунг современности: "Люди рождены и живут с равными правами" (Французская "Декларация прав человека и гражданина" 1791 года); или в другой редакции: "Мы признаем очевидным, что все люди сотворены равными и наделены создателем базовыми неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и право на счастье" (Американская "Декларация независимости" 1776 года).

В течение последних столетий мы наблюдаем большую волну демократизации, распространяющуюся по всем континентам. Равенство фактически устанавливается до введения закона о равенстве, изби­рательное право постепенно становится всеобщим, ниспровергаются монархии, уничтожаются юридические классовые барьеры и отличия.

Отменены чрезмерные привилегии мужчин и право лишения женщин наследства. Правительство, созданное "по воле бога", заменяется пра­вительством, созданным "по воле людей". Волна равенства распро­страняется все, дальше и дальше и пытается вытеснить все расовые и национальные отличия, профессиональные и экономические приви­легии. Короче говоря, тенденция к политическому равенству за по­следние два столетия была столь заметной и явной, столь стреми­тельной, что не осталось места для сомнения, а тем более оснований для этой общей точки зрения".

Однако более близкое изучение проблемы, особенно если оно ос­новывается не на "речевых реакциях", а на действительных фактах и реальном поведении людей, придает ситуации большую сомнитель­ность. Прежде всего допустим, что волна "выравнивания" в XIX-XX веках была действительно такой, какой она изображается. Не исключе­но. что это было всего лишь временным явлением, частью цикла, который будет вытеснен противоположной волной! Касательно этого В. Брайс недвусмысленно утверждал:

"Свободные правительства существовали и в прошлом, но все их попытки править не увенчались успехом. Более успешными всегда были деспотические монархии... Народы, познавшие и чтившие свободу, отрекались от нее, не сожалея, и напрочь забывали о ней... Так было в прошлом, а что было, то вполне может повториться вновь"2.

В настоящее время внимательный наблюдатель событий может узреть ряд симптомов угрозы демократии и парламентаризму, политическому равенству, политической свободе и другим основным ипостасям демократии и равенства. Среди них прежде всего упомянем угрозу со стороны большевизма , коммунизма, фашизма, гипертрофированного социализма, классовой борьбы, ку-клукс-кла-низма, различного рода диктатур и т. д. Те, кто хорошо знаком с этими явлениями, не сомневаются относительно природы этих социальных движений и их последствий. Есть надежда, что в бли­жайшем будущем они станут относительно безвредными. Но успех, которым они располагают в различных социальных странах. многочисленные "Ave, Caesar"3*, "с которыми они были встречены массами и "интеллектуалами", свидетельствуют о том, что корни действительной демократии еще очень слабы, что желание людей, чтобы ими управляли (даже у тех, кто изначально не познали рабства), как это случилось в России, никоим образом не умерло и еще достаточно сильно. К сожалению, не существует гарантий. что тенденция к политическому равенству не вытеснится про­тивоположной тенденцией. Одно-два столетия - слишком короткий исторический период, чтобы можно было дать абсолютное "добро" утверждению о наличии какой-либо постоянной тенденции. Впрочем, достаточно об этом.

Существуют и другие более веские причины для того, чтобы усомниться в правильности этой гипотезы. Они могут быть совершенно ясными, но для этого следует отбросить всю эту "высокопарную фразеологию", очень часто искажающую действи­тельность. На самом деле эта фразеология с соответствующей ей идеологией равенства, народного правления, социализма, демократии, коммунизма, всеобщего избирательного права, политического и эко­номического права не новы и известны давно, по крайней мере за многие столетия до Рождества Христова". Достоверны только реальная ситуация и реальное поведение людей. Взглянем на проблему с этой точки зрения.

Рабство. Если общепринятое мнение верно и указанная тенденция универсальная, то в истории всех социально-политических организаций мы должны увидеть, как рабство, появившись на ранних ступенях эволюции, постепенно отмирало бы. Верно ли это утверждение, претендующее на истинное, универсальное? Конечно же нет! И прежде всего потому, что на самых ранних ступенях истории рабства прак­тически не существовало. Более того, в течение долгого периода, к примеру, истории Китая рабство вообще не было известно, за исключением порабощения преступников. Оно широко распространяет­ся не ранее IV века до нашей эры. Позднее его неоднократно отменяли, но оно возникало вновь, особенно когда наступал голод. И так исчезновение и возрождение рабства случалось несколько раз кряду2. В длительной истории Китая подобные изменения никоим образом не подтверждают названную тенденцию. То же можно сказать и об эволюции рабства в Древней Греции и Риме. В архаическую эпоху было очень мало рабов. К ним относились как к членам семьи, их достоинст­во и статус не имели ничего общего с ужасами рабства более поздних ступеней развития3. С политической эволюцией социально-политичес­ких организаций рабство усиливалось качественно и количественно. В Риме оно достигло своей кульминационной точки лишь в конце республики (II-I вв. до н. э.), в Греции же - в V-IV веках до нашей эры. Если в последние века истории Рима и Греции и наблюдается сокращение числа рабов и качественное смягчение рабского законодате­льства (эдикты Клавдия, Петрония и Антония Пия), то это компен­сировалось за счет закрепощения свободных граждан и другими законами, ограничивающими их освобождение (законы Элия Сентия, Фуфия Каниния)4. Взятая в целом, история этих политических сооб­ществ не следует "ожидаемому курсу". Они, не упоминая о других организациях, где эволюция рабства была схожей, свидетельствуют о том, что вышеупомянутая тенденция не была универсальной и типич­ной для политической эволюции любой крупной политической ор­ганизации5.

Мне могут возразить, что история человечества, взятая в целом, показывает исчезновение рабства: оно существовало, но больше ведь не существует! На это я бы ответил, что только немногим более полувека прошло с тех пор, как оно было отменено в самой демокра­тической стране - США; что крепостное право, которое было не лучше, чем рабство, было упразднено в России только в 1861 году. История, как оказалось, выжидала очень долго, подчас многие тысяче­летия, прежде чем отважилась показать тенденцию "к равенству в этом отношении". На основании такого короткого промежутка времени невозможно с уверенностью сказать, что этот "исторический акт" является конечным и необратимым. Более того, рабство, если не юридическое, то фактическое, продолжает существовать и распрост­раняется самыми цивилизованными нациями в их колониях среди диких и варварских туземцев. Отношение к ним и условия их жизни благодаря присутствию "цивилизаторов" зачастую такие, что им вряд ли позавидовали бы рабы прошлого. И это хорошо всем известно. Именно сейчас профессор Э. Росс в своем официальном докладе Лиге Наций указал на существование подлинного рабства в африканских колониях. Подобные "открытия" сделаны правительствами Колумбии и Венесуэлы". Об этих явлениях, касающихся миллионов, часто забыва­ют, так как порабощены не "белые люди", они не принадлежат к "культурным нациям"2. Два-три десятка тысяч афинян гордились своей свободой и демократией, умалчивая о том, что они эксплуатиру­ют десятки, а то и сотни тысяч рабов. Точно так же мы хвалимся нашей демократией и равенством, забывая, что под властью 30-40 миллионов граждан Великобритании находится 300 миллионов под­властных британской короне, которые отнюдь не вкушают всех благ демократии и к которым относятся так же, как к рабам в далеком прошлом. Мы часто упрекаем Аристотеля и Платона за их "клас­совую" ограниченность" по отношению к рабству. Но мы также гордимся равенством малой группы людей, утаивая условия жизни тех, кто находится вне этой группы. А это значит, что социальная дистан­ция между наиболее развитыми демократиями Великобритании и Фра­нции (африканские и индо-китайские колонии), Бельгии (Конго), Нидерландов (Ява), не говоря уже о других европейских державах, и их колониальным туземным миром едва ли меньше, чем дистанция, существовавшая между афинянами, спартанцами и их рабами, илотами и полусвободными слоями населения.

Среди 400 миллионов населения Индии рабство в виде низших каст все еще существует, несмотря на то что в истории этого народа былд немало возможностей, дабы проявить "освобождающую тенденцию". Более того, социальная дистанция от, самого низкого слоя империи до полноправных граждан Британии отнюдь не короче, чем от рабов до граждан Рима. Социальная дистанция от коренного жителя Конго до рабочего Бельгии, от аборигена нидерландских, французских, порту­гальских колоний до статуса гражданина этих стран едва ли меньше, чем социальная дистанция от слуги до его хозяина в отдаленном прошлом. Рабство означает полное подчинение одного индивида другому, который обладает правом распоряжаться жизнью или смертью своего раба. В этом смысле рабство продолжает существовать во многих странах. Одним из источников рабства было совершение преступления. И эта категория рабов еще существует, чье поведение полностью контролируется другими, кого в некоторых случаях могут подвергнуть экзекуции, и с кем фактически обращаются как с рабами;

преступник подчас вынужден заниматься изнурительным трудом и прак­тически не распоряжается самим собой. Заключенных в тюрьмах можно не называть рабами, но суть явления от этого не изменится.

Другим источником рабства в прошлом была война. Приводит ли опыт мировой войны к убеждению, что времена изменились? Напротив, обращение с военнопленными было столь же плохим, как и обращение в прошлом с рабами. Более того, буквально на наших глазах группа "искателей приключений" поработила и ли­шила собственности миллионы людей России в период с 1918 по 1920 год. Они уничтожили сотни тысяч людей, замучили других и навязали миллионам обязательный тяжелый труд, который не легче труда рабов в Египте во время возведения пирамид. Короче говоря, они лишили население России всех прав и свобод и создали в течение четырех лет настоящее государственное рабство в его наихудшей форме. Это положение в смягченном виде сохраняется и даже приветствуется многими "независимыми мыслителями" со­временности.

Величаются ли указанные категории людей рабами или нет - дела не меняет. Что же действительно имеет значение, так это тот факт, что в современных европейских странах и их колониях еще существуют миллионы людей, которые по сути своего положения являются рабами. Многие туземцы были освобождены до их колонизации, чтобы потерять это право на свободу после нее. И этот нижний слой во многих странах очень велик. Всех фактов, кажется, достаточно, чтобы убедиться в том, что ни условия рабства, ни взаимоотношения между рабом и хозяином, ни психология раба и хозяина, ни рабские лишения, ни привилегии хозяина, ни социальная дистанция между ними фактически и полностью не исчезли. Очарованные речами, мы чрезмерно приукрашиваем сущее, преувеличивая ужасы прошлого". Короче говоря, я думаю, что даже по отношению к рабству ситуация не столь блестящая, какой обычно преподносится.

Высшие классы. Обратимся к противоположным, верхним слоям политических организаций. Подобно детям, мы хвалимся тем, что деспотизм и самодержавные монархии ликвидированы, что избира­тельное право стало всеобщим, что аристократии больше не существует,

что социальная дистанция от низших слоев до высших значительно уменьшилась. Некоторые "социальные мыслители" сформулировали ряд закономерностей, "исторических тенденций", такие, как законы исторического перехода 1) от монархии к республике, 2) от само­державия к демократии, 3) от правления меньшинства к правлению большинства, 4) от политического неравенства к равенству и т. п. Верно ли все это? Подтверждается ли все это историческими фактами? Хотелось бы, чтобы все это было правдой, но, к сожалению, наше желание не подкреплено фактами. Позвольте мне кратко остановиться на основных категориях подобных "упрямых" фактов, которые про­тивятся тому пути, о котором мы мечтаем.

I. Во-первых, не существует постоянной исторической тенденции от монархии к республике. Возьмем ли мы Древнюю Грецию или Рим, средневековую Италию, Германию, Англию, Францию, Испанию, не говоря уж о "безнадежных" в этом отношении азиатских державах, и мы увидим, что в истории этих стран монархия и республика поочередно вытесняли друг друга без какого-либо определенного направления, усту­пая место одна другой. Рим и Греция начинали свою историю как монархии, позднее стали республиками и закончили свою историю снова монархиями. Теории приверженцев циклического развития прошлого, таких, как Конфуций, Платон, Фукидид, Аристотель, Полибий, Флор, Цицерон, Сенека, Макиавелли, Вико, были более научными и схваты­вали действительность гораздо лучше, чем многие спекулятивные те­ории современных "тенденциозных законодателей". Подобные "поворо­ты" мы находим в истории всех перечисленных выше и многих других стран. Часть средневековых итальянских республик, как известно, впос­ледствии стали монархиями. Франция с конца XVIII века и на всем протяжении XIX века пережила несколько подобных "поворотов". Мно­гие европейские республики, завоеванные в ходе революций, и вовсе исчезли. В Испании установленная в 1873 году республика просуще­ствовала крайне недолго. В Греции за последние несколько лет мы наблюдали такие переходы неоднократно. Нет необходимости в бес­конечном повторении известных фактов". Только человек, мало разбира­ющийся в истории и предпочитающий иметь дело с фикцией, а не с реальностью, может поверить в существование упомянутой выше тенденции2.

II. Нет исторической тенденции смены правления меньшинства на правление большинства. Здесь вновь концепции мыслителей прошлого более валидны, чем многие популярные теории современных политических писак. Во-первых, наивно полагать, что1 так называемый абсолют­ный деспот может себе позволить все, что ему заблагорассудится, вне зависимости от желаний и давления его подчиненных. Верить, что существует такое "всемогущество" деспотов и их абсолютная свобода от общественного давления, - нонсенс. Герберт Спенсер в свое время показал, что в большинстве деспотических обществ "политическая власть - это чувство сообщества, действующего через посредника, который формально или неформально установлен... Как показывает практика, индивидуальная воля деспотов суть фактор малозначитель­ный, его авторитет пропорционален степени выражения воли оста­льных". А сам деспот, хоть и "номинально всемогущий, в действитель­ности менее свободен, чем его подчиненные"". Вспомним и Ренана, разъяснившего, что каждый день существования любого социального порядка в действительности представляет собой постоянный плебисцит членов общества, и если общество продолжает существовать, то это значит, что более сильная часть общества отвечает на поставленный вопрос молчаливым "да". С тех пор это утверждение было проверено неоднократно и в настоящий момент стало банальностью . Но это, однако, не подразумевает, что в деспотических обществах правительство - инструмент большинства. Хотя трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Истина заключается в том, что деспоты - не боги всемо­гущие, которые могут править так, как им заблагорассудится, невзирая на волю сильной части общества и на социальное давление со стороны подчиненных. Это верно и по отношению к любому режиму, как бы он ни именовался. Если бы деспотизм был бы чем-то вроде правления большинства, то гораздо чаще это - - правление более сильного мень­шинства, а демократия, как правление большинства, чаще правление более сильного меньшинства. Это утверждение едва ли нуждается в до­казательстве после тщательных исследований на эту тему Д. Брайса, М. Острогорского, Г. Моска, Р. Мичелса, П. Кропоткина, Г. Сореля, В. Парето, Дж. Стивена, Г. Мэна, Г. Воласа, Ч. Мерриама и многих ^ других компетентных исследователей. Несмотря на разницу в политичес­ких приемах, они единодушны в признании того, что процент людей, живо и постоянно интересующихся политикой, так мал и, похоже, останется таковым навеки, что управление делами неизбежно переходит в руки меньшинства и что свободное правительство не может быть ничем иным, кроме как олигархией внутри демократии2. И это справед­ливо не только в отношении демократии, но и коммунистических, социа­листических, синдикалистских или каких угодно иных политических ор­ганизаций3. Формальный критерий всеобщего избирательного права, как

было доказано М. Острогорским, а недавно Ч. Мсрриамом и X. Гознеллом, не гарантирует вовсе управления большинства, "Гражданин, объяв­ленный свободным и суверенным в демократических организациях, фак­тически имеет в политике нулевое значение и не играет роли повелителя. Он не оказывает никакого влияния на избрание людей, которые правят его именем и за счёт его авторитета. Т аково действительное состояние дел. Политологический анализ профессора Ч. Мерриама показывает, что в США партийное меньшинство формулирует большую часть зако­нов2. Все это верно и по отношению ко всем демократиям. Действитель­ная ситуация может стать ясной из следующей таблицы3.

	Население	Численность			Процент приняв­
	в возрасте	электората	принявших		ших участие в
				лосовав­	выборах от общей
			в выборах		численности насе­
					ления в возрасте
					старше 20 лет
Швейцария:
Нидерланды:
Франция: "
Австралия:

К этому следует добавить, что во французских колониях процент неголосующих, которые имеют право, пусть даже и формальное, колеб­лется от 72,74% до 40,09%; в Египте этот процент и того больше - около 98%. Эти цифры во многих отношениях поучительны. Они показывают, что даже в самых развитых демократиях, если исключить белых граждан и все остальное коренное население колоний, процент граждан, полноправно принимающих участие в парламентских выборах, в среднем не превышает 50% от общего числа граждан в возрасте от 20 лет и старше. Если к этому добавить, что из числа голосующих часть вынуждена голосовать, как ей приказано "боссами" или теми, кто покупает их голоса, то становится ясным, что правительство и вводимые им законы не есть результат единодушного желания всех избирателей, а обычно, особенно в "Европе, результат воли только незначительной группы из числа депутатов, имеющих от­носительное большинство среди других парламентских фракций и партий и которые поэтому представляют только один сектор населения благодаря искусным махинациям и разнообразным ухи­щренным способам "боссов", комитетов и подкомитетов, что в ко­нечном итоге дает возможность меньшинству одержать победу над большинством. Поэтому никакое всеобщее избирательное право и ни­какие другие "демократические уловки" нельзя принять за правление большинства.

Но и это еще не все. Большая часть современных европейских держав имеет свои собственные колонии, которые формально являются анк­лавами соответствующих демократических республик, империй и коро­левств. Первые управляются последними. Что представляет собой население колоний? Принимает ли оно участие в избрании правительст­ва, которое ими верховодит? Принимает ли оно участие в законотвор­честве? Вовсе нет! Ими правят самым автократическим способом. Следующую цитату из книги Дж. Брайса можно отнести на счет населения любой колонии. В Британской Индии, он пишет, "централь­ное правительство и правительство провинций, люди, "которые что-то значат", то есть те, от кого исходят важные политические решения, не превышают одной тридцатой населения. В олигархии британских официальных лип правит эта, внутренняя олигархия"". Очевидно, что эти назначенные, а не избранные правители Британской Индии с населе­нием около 300 миллионов не могут считаться правительством боль­шинства. Так же обстоят дела почти во всех колониях2. Таким образом, правительство бо-;ч>шинства в современных демократиях - это, как правило, правление меньшинства, если принимать во внимание населе­ние колоний. Среди всего населения Британской империи в возрасте от^ 21 года и старше число тех, кто имеет привилегию избирательного права и действительно ею пользуется, не превысит, вероятнее всего, 8--10% всего населения.

На основе вышеприведенных данных правильно сделать следующее заключение: наличие исторической тенденции от правления меньшинст­ва к правлению большинства весьма спорно. Брайс был прав, говоря, "как мало на самом деле людей, которые управляют миром!"3

III. Политическая стратификация современных политических ор­ганизаций не меньше, чем она была в прошлом. Вышеприведенное от­ступление от основной темы сделано как раз для того, чтобы развеять миф, мешающий правильному видению реальной ситуации в области политической стратификации. Суть вопроса: как бы ни была измерена социальная дистанция, доходом ли, уровнем жизни, психологическим или культурным критерием, единомыслием, образом жизни, юриди­ческими или фактическими привилегиями, реальным политическим вли­янием или чем-то другим, будет ли эта дистанция между высшими

и низшими слоями первобытного или римского общества больше, чем социальная дистанция между высшими и низшими стартами Бри­танской империи? Дадим наш предварительный ответ: в одинаковой степени он будет и положительным, и отрицательным. Во всех ука­занных отношениях английский пэр или вице-король Индии не ближе к шудре или африканскому негру, чем римский патриций к рабу. Это значит, что политический конус современной Британской империи ничуть не ниже и не менее стратифицированный, чем конус многих древних и средневековых политических организаций. Выравнивание британского общества, которое происходило в последние несколько столетий, компенсируется возвышением за счет приобретенных колоний и колониальных низших страт. То же можно сказать и о Франции, Нидерландах и других европейских странах, которые имеют колонии. Раз дело обстоит так, то тенденция, которую мы обсуждаем, становится весьма спорной. Если к этому добавить утверждение, что первобытные группы были менее стратифицированными, чем современные европейс­кие политические организации, то наличие этой тенденции становится еще более спорным. Более того, принимая во внимание, что в других частях света (в Индии, неколониальной Африке, Китае и среди коренных жителей Монголии, Маньчжурии, Тибета, среди аборигенов Австралии и многих островов Океании) политическая стратификация такая же, какой она была многие века назад, то по сравнению с этими инертными слоями европейкое население оказывается в абсолютном меньшинстве. Среди европейских стран, например в России, политическая страти­фикация скорее усилилась за последние несколько лет, а потому есть все основания оспаривать существование постоянной тенденции к вы­равниванию политической стратификации.

3. Флуктуации политической стратификации

На основе вышесказанного можно заключить, что политическая стратификация изменяется во времени и в пространстве без какой-либо постоянной тенденции. И внутри отдельной стратификационной струк­туры, и внутри ряда политических организаций существуют циклы воз­растания и уменьшения политической стратификации. Христианская це­рковь, как религиозная организация , в начале своей истории имела очень незначительную стратификацию; позднее она возросла, достигла куль­минационного пика, и в течение последних веков наблюдается тенденция ее выравнивания". Римские и средневековые гильдии дают другой при­мер. Р. Греттон продемонстрировал подобный цикл в эволюции средне­го класса Англии. Крупные политические организации Китая, Египта, Франции или России продемонстрировали ряд подобных изменений в течение своей истории. Внутри любой политической организации формы стратификации "возникают, растут, распространяются, развива­ются, достигают максимума, постепенно приходят в состояние упадка, разрушаются или превращаются в некоторые другие организации или формы"2. Так и политическая стратификация может изменяться без какого-либо постоянного направления. Ход изменения станет более понятным, если мы примем во внимание некоторые факторы, влияющие на изменения политической (а также и других форм) стратификации.

4. Связь флуктуации политической стратификации с колебаниями размеров и однородности политической организации1

Не делая попытки объяснить здесь проблему факторов, определи ющих колебания стра тяфикации во всей ее комплексности, среди многих выделим два, оказывающих наиболее заметное влияние на политичес­кую гратификацию. Эю: -л)размер политической организации; ^биологи­ческая (раса, пол, здоровье, возраст), психологическая ("интеллектуаль­ная, волевая и эмоциональная} и социальная (экономическая, культурная, моральная и т. д.) однородность или разнородность ее населения.

1. При общих равных условиях, когда увеличиваются размеры политической организации, то есть когда увеличивается число ее членов, политическая стратификация также возрастает. Когда же размеры уменьшаются, то уменьшается соответственно и стра­тификация.

2. Когда возрастает разнородность членов организации, стратифика­ция также увеличивается, и наоборот.

3. Когда оба эти фактора работают в одном направлении, то и стра­тификация изменяется еще больше, и наоборот.

4. Когда один или оба этих фактора возрастают внезапно, как в случае военного завоевания или другого обязательного увеличения поли­тической организации или (хоть и редко) в случае добровольного объедине­ния нескольких прежде независимых политических организаций, то поли­тическая стратификация поразительно усиливается.

5. При возрастании роли одного из факторов и уменьшении роли другого они сдерживают влияние друг друга на флуктуацию политической стратификации.

Таковы основные утверждения, касающиеся факторов колебаний политической стратификации. Попытаюсь кратко обосновать, почему эти факторы приводят к изменению стратификации.

Увеличение размера политической организации увеличивает стра­тификацию, прежде всего, потому, что более многочисленное население диктует необходимость создания более развитого и крупного аппарата. Увеличение руководящего персонала приводит к его иерархизации и стратификации, иначе, десять тысяч равноправных официальных лиц, скажем, безо всякой субординации дезинтегрировали бы любое общество и сделали бы невозможным функционирование политической организации. Увеличение и стратификация государственного аппарата способствуют отделению руководящего персонала от населения. возможности его эксплуатации, плохому обращению, злоупотре­блениям и т. д. - это было, есть и будет фактором колебаний стратификации. Во-вторых, увеличение размера политической ор­ганизации приводит к увеличению политической " стратификации, так как большее количество членов различается между собой по своим внутренним способностям и приобретенным талантам. Эти различия, как мы увидим, также приводят к усилению политической стратификации.

По той же самой причине возрастание неоднородности населения приводит к усилению политического неравенства. Физически невозможно быть одинаковыми мужчине и ребенку, гению и идиоту, слабому и силь­ному, честному и бесчестному и т. д. Когда в одном и том же политичес­

ком организме есть раб и английский пэр, туземец из Конго и профессор из Бельгии, то вы можете проповедовать равенство сколько вам будет угодно, но оно тем не менее существовать не будет. Появится стратифи­кация, хотите - вы того или нет. Если к этому добавить еще многие "предубеждения" и эмоциональные симпатии и антипатии, разногласия и войны и все враждебные эмоции, вызываемые ими, то станет ясно, что разнородность должна работать в пользу стратификации. А если еще добавить человеческую алчность , жадность, страсть власти, борьбу за существование и многие подобные "добродетели", то слабость одной части и сила другой должны привести к лишению гражданских прав первых и к увеличению привилегий последних. Все эти и подобные сателлиты разнородности случаются тогда, когда в результате войны или насилия один политический организм поглощает другой. Пусть даже завоеватели состоят из безгрешных ангелов (в действительности же они чаще всего напоминают дьяволов), даже им не удастся избежать стратификации. Когда такой совершенно разнородный политический организм, как Индия, вошел в состав Британской империи, то будь даже все британцы искренними уравнителями, они не смогли бы установить действительного политического ра­венства. На бумаге и на словах это можно сделать, но на практике - нет.

Причины, привиденные выше, объясняют, почему уменьшение размера политического организма или уменьшение разнородности его населения приводят к уменьшению стратификации. В качестве специфической формы уменьшения разнородности необходимо упо­мянуть факт длительного временного и пространственного сосу­ществования данного населения в пределах одного и того же политического организма. Такое сосуществование означает длительный социальный контакт и взаимодействие, за которыми следует воз­растание однородности в привычках, манерах, социальных традициях, идеях, верованиях и в "единомыслии". Это, в соответствии с выше­сказанным, должно привести к уменьшению социальной стра­тификации".

Аргументация. Приведенная выше гипотеза подтверждается и на­ходится в соответствии со следующими фундаментальными рядами фактов.

1. Когда размер и разнородность примитивных групп малы, то нет необходимости в заметной политической стратификации. Фактическая ситуация полностью подтверждает это ожидание.

2. Размер и разнородность таких европейских политических организ­мов, как Швейцария, Норвегия, Швеция, Дания, Нидерланды, Сербия, Болгария и некоторых других, малы, поэтому их политическая страти­фикация значительно меньше, чем стратификация, более крупных поли­тических организмов, таких, как Британская империя (с колониями), Германия. Франция (с колониями), Россия или Турция (до отделения от нее Сербии, Болгарии, Румынии) и т. д. Экономические, политические и другие контрасты внутри этих малых социальных организмов менее заметны, чем внутри более крупных, несмотря на мешающее влияние различных сил, которые часто скрывают или ослабляют результаты влияния обсуждаемого фактора.

3. Так как размеры современных политических организмов в среднем больше, чем размеры примитивных групп", то естественно, что по­литическая стратификация современных организмов должна быть бо­льше стратификации первобытных племен.

4. Так как до настоящего времени неожиданные и крупные уве­личения размеров, возрастание разнородности населения происходили главным образом в результате войн, то следует ожидать, что фактор войны вызывает усиление политической стратификации. Исследования Спенсера, Гумпловича, Ратценгофера, Ваккаро, Оппенгеймера, Нови­кова, не упоминая другие имена, подтверждают это ожидание2. Так, в древнееврейском политическом сообществе появились группы угне­таемых; в Древней Греции - илоты и метеки; в Риме - чужеземцы;

ими же были неполноправные в кельтских и тевтонских общинах, низшие касты в Индии и т. д.

5. Вне зависимости от военных условий увеличение размера по­литических организмов приводит к росту стратификации, если она не сдерживается влиянием иных балансирующих сил. История под­тверждает этот тезис. Одновременно с увеличением размера по­литического сообщества Рима периода республики чрезвычайно усло­жняются политический механизм управления и стратификации на­селения. Становится больше правительственных рангов, а население начинает постепенно распадаться на все более многочисленные по­литические слои. Помимо cives и clientes и небольшого числа хорошо оплачиваемых слуг появляются много разнообразных групп, как-то latini, члены civitates с suffragio и без suffragio, группа civitates liberae, одразделяемые на aequm и iniquum, жителей provincii с их различными рангами и т. д. В результате могу­щественного расширения Римской империи весь политический аппарат Рима, вся политическая стратификация, начиная с граждан самых низких политических рангов и самых лишенных жителей provincii и кончая высшими слоями центрального правительства, все население Рима сильно возросло, в вертикальном и горизонтальном напра­влениях10. И наоборот в начале империи, когда практически оста­новилось расширение государства и благодаря постоянным контактам уменьшилась разнородность населения, мы видим, что вплоть до 212 года нашей эры исчезают все эти градации, римское гражданство предоставляется почти всем жителям Римской империи, кроме peregrini

dediticii"*. Подобный; параллелизм, хотя не такой явный и не такой панорамный, мы наблюдаем в истории Древней Греции, особенно Афин и Спарты, Ахейской лиги. Установление Делосского союза под. гегемонией Афин, или установление Ахейской лиги, или расширение гегемонии Спарты на Пелопоннесе приводили к возникновению новых слоев в управленческом аппарате и новых страт среди свободного населения2. Уменьшение размеров этих политических организмов в IV-III веках до нашей эры привело к противоположному результату. Еще более заметен этот процесс на примере создания империи Александра Македонского, при объ­единении племен первыми Меровингами и Карлом Великим, при попытках создания Священной Римской империи, при расширении Британской империи, России и, наконец, при образовании Германской империи в XIX веке. Общее направление всех этих процессов, как бы они ни отличались друг от друга, в том, что за периодами увеличения политических организмов следовало создание допол­нительных политических и управленческих страт - империального, федеративного, конфедеративного , - причем слой завоевателей всегда возвышался над покоренными и ранее существовавшими стратами. В результате в период такого политического увеличения или немного позднее весь политический конус становился выше и сложнее. Уменьшение политической стратификации, которое было достигнуто среди населения России, Англии, Бельгии, было уни­чтожено или ослаблено приобретением новых колоний, таких, как Индия, Конго, Филиппины, Марокко, азиатские, финские и польские провинции России с их разнородным населением. Все эти факты, среди большого числа им подобных, подтверждают нашу гипотезу3.

6. В период уменьшения размеров политического организма и со­кращения разнородности населения обязательно происходит процесс "выравнивания" политической стратификации. Несмотря на многие противоборствующие факторы, такой параллелизм проявлялся не раз. "Феодализации" в древнем Египте, Китае, распады крупного политического организма на независимые части приводили к уни­чтожению верхних слоев центральных правительств и наиболее при­вилегированной части населения. Подобный процесс произошел в ре­зультате распада поздней Римской империи, империи Александра Македонского, Древнегреческих союзов. Священной Римской империи, империи Карла Великого. В наше время - в результате распада политического единства. Австро-Венгрии или уменьшения размеров России. Отделение Финляндии, Польши, Прибалтики от России уни­чтожило определенный слой граждан в политическом конусе России. Если бы произошло отделение Индии, Конго или Марокко от со­ответствующих европейских держав, то результат был бы тем же:

выравнивание стратификации внутри этих европейских политических организмов. Независимость прежних частей крупного организма оз­начает уничтожение политической сверхструктуры этих в прошлом могущественных организмов и, соответственно, шаг вперед к вы­равниванию политического конуса.

7. Так как при изменениях размеров и разнородности населения политических организмов не наблюдалось никакой определенной тен­денции, иными словами, они попросту колебались во времени, то ожидается, что политическая стратификация, как "функция" этих "неза­висимых колебаний", будет обязательно изменяться безо всякого определенного направления. А это и будет объяснением отмеченного выше процесса "ненаправленных" колебаний политической стратифика­ции. Каждый, кто изучал немного историю политических организаций, знает, что самым нерегулярным образом изменяются их размеры. Иногда они увеличиваются, иногда сокращаются"; Многие общества прошлого, такие, как Египет, Персия, Рим, Греция, Карфаген, Вавилон, Священная Римская империя, империя Тамерлана, Арабские халифаты, образовывались, развивались с колебаниями, достигали своего расцвета, с колебаниями же приходили в упадок и, наконец, исчезали вовсе. Ныне действующие политические организмы, будь то Китай или любое европейское или американское государство, тоже демонстрируют похо­жие изменения в течение своей истории. Некоторые из них пережили самые противоположные фазы флуктуации (Китай, Турция, Испания):

крупные циклы увеличения и циклы существенных сокращений их размеров. Даже те державы, которые и поныне находятся в фазе увеличения (Британская империя, США), пережили колебания размеров в прошлом своей истории. Такие изменения размеров в истории политических организмов в одних случаях значительны и внезапны, в других - постепенны и замедленны. Наряду с глобальными изменени­ями, для реализации которых порой требовался отрезок времени в несколько столетий, существуют более мелкие колебания, которые происходят в течение нескольких лет или нескольких десятилетий. Сокращение размера России со 178 миллионов населения в 1914 году до 133 миллионов в 1923 году; изменение размеров европейской части Турции с 9,5 миллиона в 1800 году до 15,5 миллиона в 1860 году и вновь до 5,9 миллиона в 1900 году; сокращение размеров Австрии и частично Германии за последние несколько лет - вот лишь некоторые примеры таких колебаний. Де Греф показал, что такие изменения суть нормаль­ное явление в истории любого политического организма; он также отметил, что для любого политического организма существует точка" перенасыщения, после достижения которой наступает период "отступле­ния", который в некоторых случаях приводит к концу существования организма, в других же за ним снова следует период увеличения размеров и т. д.2 Если положение вещей таково и не существует определенной постоянной тенденции в изменении размеров организмов, если политическая стратификация является функцией размера полити­ческого организма и разнородности его населения, то, естественно, нельзя найти какую-либо долговременную тенденцию во флуктуациях политической стратификации. Так как наши "независимые колебания" меняются без какого-либо направления, то их "функция" (политическая стратификация) должна меняться тоже безо всякого направления. Таков результат, к которому мы пришли.

То, что мы не нашли какой-либо тенденции в сфере политической стратификации, полностью соответствует результату, к которому мы пришли, исследуя экономическую стратификацию. Эта идентичность результатов, достигнутых в обеих сферах стратификации, есть дополнительное подтверждение нашей гипотезы "ненаправленного цикла истории". Более того, тот факт, что приверженцы теории наличности некой закономерной тенденции не смогли доказать ее, дополнительно подтверждает нашу правоту. Все это дает основание для признания нашей гипотезы в качестве столь же научной, как и все модные сейчас, теории "различных направлений" и "исторических тенденций". Вместе с силами политического выравнивания действуют силы по­литической стратификации. Их взаимная борьба была, есть и, вероятно, будет продолжаться. Иногда в одном месте одерживают победу силы выравнивания, в другом - победителями оказываются стратифици­рующие силы. Любое усиление выравнивающих факторов по аналогии с законами физики вызывает усиление противодействия со стороны противоположных сил. Так история развивалась и, вероятно, будет развиваться впредь.

5. Есть ли предел во флуктуциях высоты и профиля политической стратификации?

На основании вышесказанного можно утверждать, что при более или менее нормальных условиях профиль политической стратификации колеблется в пределах более широких, чем профиль экономической стратификации. По сравнению с экономическим профилем изменения абриса политической стратификации кажутся менее сглаженными и бо­лее конвульсивными. Серьезная общественно-политическая реформа, как, например, освобождение негров, изменение избирательных прав или введение новой конституции, может лишь слегка изменить экономичес­кую стратификацию, но часто приводит к серьезному изменению политической стратификации. В результате переиначивания системы обязанностей и привилегий, смены формы законодательства все полити­ческие слои могут быть упразднены, перемешаны внутри политической пирамиды или смещены. А приводит это чаще к изменению всей стратификационной формы. Этим можно объяснить большее разнооб­разие политического профиля по сравнению с профилем экономической стратификации.

Более того, в случае катастрофы или крупного переворота про­исходят радикальные и необычайные профили. Общество в первый период великой революции часто напоминает форму плоской трапеции, без верхрих эшелонов, без признанных авторитетов и их иерархии. Все пытаются командовать, и никто не хочет подчиняться. Однако такое положение крайне неустойчиво. Спустя короткий промежуток времени появляется авторитет, вскоре устанавливается старая или новая иерархия групп и, наконец, порушенная политическая пирамида вос­создается снова. Таким образом, слишком плоский профиль суть только лишь переходное состояние общества. С другой стороны, если стра­тификация становится слишком высокой и слишком рельефной, ее верхние слои, или верхушка, рано или поздно отсекаются: революцией ли, войной, убийством, путем низвержения монарха или олигархов, путем ли новых мирных законов - способов много и они разнообразны. Но результат их один и tot же: выравнивание слишком высокого и чересчур нестабильного политического организма. Вышеуказанными способами политический организм, возвращается к состоянию равно­весия тогда, когда форма конуса либо гипертрофированно плоская, либо сильно возвышенная.

6. Есть ли периодичность во флуктуациях политической стратификации?

Не раз предпринимались попытки доказать существование периодич­ности в изменениях политических режимов. Так, О. Лоренц, К. Джоэль, Г. Феррари и некоторые другие пытались показать, что существуют периоды от 30 до 33 лет, которые маркируют серьезное изменение в политической режиме любой страны". Дж. Дромель обосновывал тезис о существовании периодов в 15-16 лет2. Другие говорили о нали­чии более глобальных периодов - в 100, 125, 300, 600 и в 1200 лет. К. Миллар настаивал на периодичности в 500 лет3. Какими бы интерес­ными ни были эти теории, их аргументы неубедительны. Но нет причи­ны заранее объявлять все подобные попытки лишь "числовым мистициз­мом", как делают их оппоненты. Наоборот, проблема заслуживает более внимательного изучения. Но в то же время периоды еще не доказаны, а сами теории нуждаются в проверке. Существует ли пери­одичность во флуктуациях или же нет, но само их наличие в политичес­кой стратификации и их ненаправленный характер представляют собой самую вероятную гипотезу.

Резюме

1. Высота профиля политической стратификации изменяется от стра­ны к стране, от одного периода времени к другому.

2. В этих изменениях нет постоянной тенденции ни к выравниванию, ни к возвышению стратификации.

3. Не существует постоянной тенденции перехода от монархии к рес­публике, от самодержавия к демократии, от правления меньшинства к правлению большинства, от отсутствия правительственного вмешате­льства в жизнь общества ко всестороннему государственному контролю . Нет также и обратных тенденций.

4. Среди множества общественных сил, способствующих политичес­кой стратификации, большую роль играет увеличение размеров полити­ческого организма и разнородность состава населения.

5. Профиль политической стратификации подвижнее, и колеблется он в более широких пределах, чаше и импульсивнее, чем профиль экономической стратификации.

6. В любом обществе постоянно идет борьба между силами полити­ческого выравнивания и силами стратификации. Иногда побеждают одни силы, иногда верх берут другие. Когда колебание профиля в одном из направлений становится слишком сильным и резким, то противопо­ложные силы разными способами увеличивают свое давление и приво­дят профиль стратификации к точке равновесия.

Колебания экономической активности (экономической конъюнктуры), состоящие в повторяющемся сжатии (экономического спада, рецессии, депрессии) и расширении экономики (экономического подъема). Циклы носят периодический, но, обычно нерегулярный характер. Обычно (в рамках неоклассического синтеза) интерпретируются как колебания вокруг долгосрочного тренда развития экономики.

Детерминистская точка зрения на причины экономических циклов исходит из предсказуемых, вполне определенных факторов, формирующихся на стадии подъема (факторы спада) и спада (факторы подъема). Стохастическая точка зрения исходит из того, что циклы порождаются факторами случайной природы и представляют собой реакцию экономической системы на внутренние и внешние импульсы.

Обычно выделяют четыре основных вида экономических циклов:

краткосрочные циклы Китчина (характерный период - 2-3 года);
среднесрочные циклы Жюгляра (характерный период - 6-13 лет);
ритмы Кузнеца (характерный период - 15-20 лет);
длинные волны Кондратьева (характерный период - 50-60 лет).

Фазы

В циклах деловой активности выделяются четыре относительно четко различимые фазы: пик , спад , дно (или «низшая точка») и подъем ; но в наибольшей степени эти фазы характерны для циклов Жюгляра.

Бизнес-циклы в экономике

Подъем

Подъем (оживление) наступает после достижения низшей точки цикла (дна). Характеризуется постепенным ростом занятости и производства. Многие экономисты полагают, что данной стадии присущи невысокие темпы инфляции. Происходит внедрение инноваций в экономике с коротким сроком окупаемости. Реализуется спрос, отложенный во время предыдущего спада.

Пик

Пик, или вершина цикла деловой активности, является «высшей точкой» экономического подъема. В этой фазе безработица обычно достигает самого низкого уровня либо исчезает совсем, производственные мощности работают с максимальной или близкой к ней нагрузкой, то есть в производстве задействуются практически все имеющиеся в стране материальные и трудовые ресурсы. Обычно, хотя и не всегда, во время пиков усиливается инфляция. Постепенное насыщение рынков усиливает конкуренцию, что снижает норму прибыли и увеличивает средний срок окупаемости. Возрастает потребность в долгосрочном кредитовании с постепенным снижением возможностей погашения кредитов.

Спад

Спад (рецессия) характеризуется сокращением объемов производства и снижением деловой и инвестиционной активности. Вследствие этого увеличивается рост безработицы. Официально фазой экономического спада, или рецессией, считают падения деловой активности, продолжающееся свыше трех месяцев подряд.

Дно

Дно (депрессия) экономического цикла - это «низшая точка» производства и занятости. Считается, что данная фаза цикла обычно не бывает продолжительной. Однако история знает и исключения из этого правила. Великая депрессия 1930-х годов, несмотря на периодические колебания деловой активности, длилась 10 лет (1929-1939гг).

Характерной особенностью циклического развития является то, что это, в первую очередь, развитие, а не колебания вокруг некой постоянной (потенциальной) величины. Цикличность означает развитие по спирали, а не по замкнутому кругу. Этот механизм прогрессивного движения в самых разных его формах. В экономической литературе особо подчеркивается, что циклические колебания происходят около траектории долгосрочного роста (векового тренда).

Причины

Теория реальных экономических циклов объясняет спады и подъемы воздействием реальных факторов. В индустриальных странах этим может быть появление новых технологий, изменение цен на сырье. В аграрных странах - урожай или неурожай. Также толчком к переменам могут стать форс-мажорные ситуации (война, революция, стихийные бедствия). Предвидя изменение экономической обстановки в лучшую или худшую сторону, домохозяйства и фирмы массово начинают экономить или больше тратить. В результате сокращается или возрастает совокупный спрос, уменьшается или увеличивается оборот розничной торговли. Фирмы получают меньше или больше заказов на изготовление продукции, соответственно меняется объем производства, занятость. Меняется деловая активность: фирмы начинают сокращать ассортимент выпускаемой продукции или наоборот запускают новые проекты, берут кредиты на их осуществление. То есть вся экономика колеблется, стремясь прийти в равновесие.

Кроме колебаний совокупного спроса существуют и другие факторы, влияющие на фазы экономического цикла: изменения, зависящие от смены времен года в сельском хозяйстве, строительстве, автомобильной промышленности, сезонность розничной торговли, вековые тенденции экономического развития страны, зависящие от ресурсной базы, численности и структуры населения, правильного управления.

Влияние на экономику

Существование экономики, как совокупности ресурсов для неуклонно растущего потребления, имеет колебательный характер. Колебания экономики выражены в экономическом цикле. «Тонким» моментом экономического цикла считается спад, который при некоторых масштабах может перейти в кризис.

Концентрация (монополизация) капитала приводит к «ошибочным» решениям в масштабе экономики страны или даже мира. Любой инвестор стремится получить доход от своего капитала. Ожидание инвестора по размеру этого дохода происходят от этапа подъем-пик, когда доходы максимальные. На этапе спада инвестор считает невыгодным для себя вкладывать капитал в проекты с доходностью ниже «вчерашней».

Без таких вложений (инвестиций) сокращается производственная деятельность, как следствие платежеспособность работников этой сферы, которые являются потребителями товаров и услуг других сфер. Таким образом кризис одной или нескольких отраслей отражается на всей экономике в целом.

Другая проблема концентрации капитала - изъятие денежной массы (денег) из сферы потребления и производства потребительских товаров (также и сферы производства средств производства этих товаров). Деньги, полученные в виде дивидендов (или прибыли), накапливаются на счетах инвесторов. Возникает нехватка денег для поддержания необходимого уровня производства, и как следствие снижение объёмов этого производства. Растет уровень безработицы, население экономит на потреблении, происходит падение спроса.

Из отраслей экономики, сфера услуг и отрасли, выпускающие товары кратковременного пользования, в несколько меньшей степени затрагиваются разрушительными последствиями экономического спада. Рецессия даже способствует активизации некоторых видов деятельности, в частности повышает спрос на услуги ломбардов и юристов, специализирующихся на банкротствах. Наиболее чувствительны к циклическим колебаниям фирмы, выпускающие средства производства и потребительские товары длительного пользования.

Эти фирмы не только тяжелее других переносят деловой спад, но и больше всех выигрывают от подъема в экономике. Основные причины две:

• возможность откладывания покупок;
• монополизация рынка.

Покупка капитального оборудования чаще всего может быть отложена на будущее; в тяжелые для экономики времена производители склонны воздерживаться от закупок новых машин и оборудования и строительства новых зданий. Во время продолжительного спада фирмы зачастую предпочитают ремонтировать или модернизировать устаревшее оборудование, вместо того чтобы тратить большие средства на приобретение нового оборудования.

В результате инвестиции в товары производственного назначения во время экономических спадов резко сокращаются. Это же относится к потребительским товарам длительного пользования. В отличие от продуктов питания и одежды, покупку роскошного автомобиля или дорогой бытовой техники можно отложить до лучших времен. В периоды экономических спадов люди в большей степени склонны чинить, а не менять товары длительного пользования. Хотя объемы продаж продуктов питания и одежды, как правило, также сокращаются, это сокращение обычно меньше по сравнению с падением спроса на товары длительного пользования.

Монопольная власть в большинстве отраслей, выпускающих средства производства и потребительские товары длительного пользования, связана с тем, что на рынках этих товаров, как правило, господствуют немногие крупные фирмы. Монопольное положение позволяет им во времена экономических спадов сохранять цены на прежнем уровне, уменьшая производство в ответ на падение спроса. Следовательно, падение спроса в гораздо большей степени влияет на производство и занятость, нежели на цены. Иная ситуация характерна для отраслей, выпускающих товары краткосрочного потребления. На падение спроса эти отрасли обычно реагируют общим снижением цен, поскольку ни одна из фирм не обладает значительной монопольной властью.

История и длинные циклы

Экономические циклы не являются подлинно «циклическими» в том смысле, что продолжительность периода, скажем, от одного до другого пика на протяжении истории значительно колебалась. Хотя экономические циклы в США длились в среднем около пяти лет, известны циклы продолжительностью от одного года до двенадцати лет. Наиболее выраженные пики (измеренные как процентное повышение над трендом экономического роста) совпали с большими войнами 20 века, а самый глубокий экономический спад, исключая Великую депрессию, наблюдался после окончания Первой мировой войны.

В конце 20 века американская экономика, по-видимому, вступила в период длительного спада, о чем свидетельствуют некоторые экономические показатели, в частности уровень реальной заработной платы и объем чистых инвестиций. Тем не менее даже при наличии долгосрочной тенденции к снижению темпов роста экономика США продолжает развиваться; хотя в начале 1980-х годов в стране был зарегистрирован отрицательный прирост ВВП, во все последующие годы, кроме 1991, он оставался положительным.

Симптоматичным для начавшегося в 1960-х годах долговременного спада является тот факт, что, хотя темпы роста редко оказывались отрицательными, уровень экономической активности в США с 1979 практически ни разу не превышал трендовую величину роста.

Следует отметить, что наряду с описанными экономическими циклами в теории выделяются также длинные циклы. Длинные циклы в экономике - экономические циклы с длительностью более 10 лет. Иногда называются по именам их исследователей.

Инвестиционные циклы (7-11 лет) изучил Клемент Жюгляр (фр. Clement Juglar). Данные циклы, видимо, имеет смысл рассматривать в качестве среднесрочных, а не длинных.

Инфраструктурные инвестиционные циклы (15-25 лет) изучил нобелевский лауреат Саймон Кузнец.

Циклы Кондратьева (45-60 лет) описал российский экономист Николай Кондратьев.

Именно эти циклы чаще всего и обозначают как «длинные волны» в экономике.

Циклы Китчина

Циклы Китчина - краткосрочные экономические циклы с характерным периодом 3-4 года, открытые в 1920-е годы английским экономистом Джозефом Китчином. Сам Китчин объяснял существование краткосрочных циклов колебаниями мировых запасов золота, однако в наше время такое объяснение не может считаться удовлетворительным. В современной экономической теории механизм генерирования этих циклов обычно связывают с запаздываниями по времени (временными лагами) в движении информации, влияющими на принятие решений коммерческими фирмами.

На улучшение конъюнктуры фирмы реагируют полной загрузкой мощностей, рынок наводняется товарами, через какое-то время на складах образуются чрезмерные запасы товаров, после чего принимается решение о снижении загрузки мощностей, но с определенным запаздыванием, так как информация о превышении предложения над спросом сама обычно поступает с определенным запаздыванием, кроме того требуется время на то, чтобы эту информацию проверить; определенное время требуется и на то, чтобы принять и утвердить само решение.

Кроме того наблюдается определенное запаздывание между принятием решения и актуальным уменьшением загрузки мощностей (на приведение решения в жизнь тоже требуется время). Наконец, еще один временной лаг существует между моментом начала снижения уровня загрузки производственных мощностей и актуальным рассасыванием избыточных запасов товаров на складах. В отличие от циклов Китчина в рамках циклов Жюгляра мы наблюдаем колебания не просто в уровне загрузки существующих производственных мощностей (и, соответственно, в объеме товарных запасов), но и колебания в объемах инвестиций в основной капитал.

Циклы Жюгляра

Циклы Жюгляра - среднесрочные экономические циклы с характерным периодом в 7-11 лет. Названы по имени французского экономиста Клемана Жугляра, одним из первых описавшего эти циклы. В отличие от циклов Китчина в рамках циклов Жугляра мы наблюдаем колебания не просто в уровне загрузки существующих производственных мощностей (и, соответственно, в объеме товарных запасов), но и колебания в объемах инвестиций в основной капитал. В результате, к временным запаздываниям, характерным для циклов Китчина, здесь добавляются еще и временные задержки между принятием инвестиционных решений и возведением соответствующих производственных мощностей (а также между возведением и актуальным запуском соответствующих мощностей).

Дополнительная задержка формируется и между спадом спроса и ликвидацией соответствующих производственных мощностей. Данные обстоятельства и обуславливают то, что характерный период циклов Жюгляра оказывается заметно более продолжительным, чем характерный период циклов Китчина. Циклические экономические кризисы/рецессии могут рассматриваться в качестве одной из фаз цикла Жугляра (наряду с фазами оживления, подъема и депрессии). Вместе с тем от фазы кондратьевской волны зависит глубина этих кризисов.

Поскольку четкой периодичности не наблюдается, было взято среднее значение в 7-10 лет.

Фазы цикла Жюгляра

В цикле Жюгляра достаточно часто выделяют четыре фазы, в которых некоторые исследователи выделяют подфазы:

• фаза оживления (подфазы старта и ускорения);
• фаза подъема, или процветания (подфазы роста и перегрева, или бума);
• фаза рецессии (подфазы краха/острого кризиса и спада);
• фаза депрессии, или застоя (подфазы стабилизации и сдвига).

Ритмы Кузнеца

Циклы (ритмы) Кузнеца имеют продолжительность примерно 15-25 лет. Они получили название циклов Кузнеца по имени американского экономиста будущего лауреата Нобелевской премии Саймона Кузнеца. Были открыты им в 1930 году. Кузнец связывал эти волны с демографическими процессами, в частности, притоком иммигрантов и строительными изменениями, поэтому он назвал их «демографическими» или «строительными» циклами.

В настоящее время рядом авторов ритмы Кузнеца рассматриваются в качестве технологических, инфраструктурных циклов. В рамках этих циклов происходит массовое обновление основных технологий. Кроме того хорошо совпадают с циклом Кузнеца большие циклы цен на недвижимость на примере Японии 1980-2000 гг. и длительность большой полуволны подъема цен в США.

Высказывалось также и предложение рассматривать ритмы Кузнеца в качестве третьей гармоники Кондратьевской волны. Четкой периодичности не наблюдается, поэтому исследователи берут среднее значение в 15-20 лет.

Циклы Кондратьева

Циклы Кондратьева (К-циклы или К-волны) - периодическиe циклы современной мировой экономики продолжительностью 40-60 лет.

Существует определенная связь между длинными циклами Кондратьева и среднесрочными циклами Жюгляра. Такая связь была замечена еще самим Кондратьевым. В настоящее время высказывается мнение, что относительная правильность чередования повышательных и понижательных фаз Кондратьевских волн (каждая фаза 20-30 лет) определяется характером группы близлежащих среднесрочных циклов. Во время повышательной фазы Кондратьевской волны быстрое расширение экономики неизбежно приводит общество к необходимости изменения. Но возможности изменения общества отстают от требований экономики, поэтому развитие переходит в понижательную В-фазу, в течение которой кризисно-депрессивные явления и трудности заставляют перестраивать экономические и иные отношения.

Теория разработана русским экономистом Николаем Кондратьевым (1892-1938). В 1920-е гг. он обратил внимание на то, что в долгосрочной динамике некоторых экономических индикаторов наблюдается определенная циклическая регулярность, в ходе которой на смену фазам роста соответствующих показателей приходят фазы их относительного спада с характерным периодом этих долгосрочных колебаний порядка 50 лет. Такие колебания были обозначены им как большие или длинные циклы, впоследствии названные Й. Шумпетером в честь российского ученого кондратьевскими циклами. Многие исследователи стали называть их также длинными волнами, или кондратьевскими волнами, иногда К-волнами.

Характерный период волн - 50 лет с возможным отклонением в 10 лет (от 40 до 60 лет). Циклы состоят из чередующихся фаз относительно высоких и относительно низких темпов экономического роста. Многие экономисты не признают существования таких волн.

Н. Д. Кондратьев отметил четыре эмпирические закономерности в развитии больших циклов:

Перед началом повышательной волны каждого большого цикла, а иногда в самом начале ее наблюдаются значительные изменения в условиях хозяйственной жизни общества.
Изменения выражаются в технических изобретениях и открытиях, в изменении условий денежного обращения, в усилении роли новых стран в мировой хозяйственной жизни и т. д. Указанные изменения в той или иной степени происходят постоянно, но, по утверждению Н. Д. Кондратьева они протекают неравномерно и наиболее интенсивно выражены перед началом повышательных волн больших циклов и в их начале.

Периоды повышательных волн больших циклов, как правило, значительно богаче крупными социальными потрясениями и переворотами в жизни общества (революции, войны), чем периоды понижательных волн.
Для того чтобы убедиться в этом утверждении, достаточно посмотреть на хронологию вооруженных конфликтов и переворотов в мировой истории.

Понижательные волны этих больших циклов сопровождаются длительной депрессией сельского хозяйства.

Большие циклы экономической конъюнктуры выявляются в том же едином процессе динамики экономического развития, в котором выявляются и средние циклы с их фазами подъема, кризиса и депрессии.

Исследования и выводы Кондратьева основывались на эмпирическом анализе большого числа экономических показателей различных стран на довольно длительных промежутках времени, охватывавших 100-150 лет. Эти показатели: индексы цен, государственные долговые бумаги, номинальная заработная плата, показатели внешнеторгового оборота, добыча угля, золота, производство свинца, чугуна и т. д.

Оппонент Кондратьева, Д. И. Опарин, указывал на то, что временные ряды исследованных экономических показателей, хотя и дают большие или меньшие отклонения от средней величины в ту или иную сторону в разные периоды экономической жизни, но характер этих отклонений как по отдельному показателю, так и по корреляции показателей, не позволяют выделить строгой цикличности. Прочие оппоненты указывали на отступления Н. Д. Кондратьева от марксизма, в частности использование им для объяснения циклов «количественной теории денег».

За последние 80 лет, теория Длинных волн Николая Кондратьева, обогатилась теориями созидательного разрушения И. Шумпетера, теорией технико-экономических ценозов Л. Бадалян и В. Криворотова, теорией о технологических укладах разработанная академиками С. Глазьевым и Львовым, теорией эволюционных циклов Владимира Пантина.

Теорию длинных волн, а также самого Николая Кондратьева реабилитировал известный советский экономист С.М. Меньшиков в своей работе «Длинные волны в экономике. Когда общество меняет кожу» (1989 год).

Датировки Кондратьевских волн

Для периода после промышленной революции обычно выделяются следующие кондратьевские циклы/волны:

• 1 цикл - с 1803 до 1841-43 гг. (отмечены моменты минимумов экономических показателей мировой экономики)
• 2 цикл - с 1844-51 до 1890-96 гг.
• 3 цикл - с 1891-96 до 1945-47 гг.
• 4 цикл - с 1945-47 до 1981-83 гг.
• 5 цикл - с 1981-83 до ~2018 г. (прогноз)
• 6 цикл - с ~2018 до ~ 2060 (прогноз)

Однако, имеются различия в датировке «посткондратьевских» циклов. Анализируя ряд источников, Гринин Л. Е. и Коротаев А. В. приводят следующие границы начала и конца «посткондратьевских» волн:

• 3 цикл: 1890-1896 - 1939-1950
• 4 цикл: 1939-1950 - 1984-1991
• 5 цикл: 1984-1991 - ?

Соотношение между кондратьевскими волнами и технологическими укладами

Многие исследователи связывают смену волн с технологическими укладами. Прорывные технологии открывают возможности для расширения производства и формируют новые секторы экономики, образующие новый технологический уклад. Кроме того, кондратьевские волны являются одной из важнейших форм реализации индустриальных принципов производства.

Сводная система кондратьевских волн и соответствующих им технологических укладов выглядит следующим образом:

• 1-й цикл - текстильные фабрики, промышленное использование каменного угля.
• 2-й цикл - угледобыча и черная металлургия, железнодорожное строительство, паровой двигатель.
• 3-й цикл - тяжелое машиностроение, электроэнергетика, неорганическая химия, производство стали и электрических двигателей.
• 4-й цикл - производство автомобилей и других машин, химической промышленности, нефтепереработки и двигателей внутреннего сгорания, массовое производство.
• 5-й цикл - развитие электроники, робототехники, вычислительной, лазерной и телекоммуникационной техники.
• 6-й цикл - возможно, NBIC-конвергенция en (конвергенция нано-, био-, информационных и когнитивных технологий).

После 2030-х (2050-х по другим данным) возможно наступление технологической сингулярности, которая не поддается на данный момент анализу и прогнозу. Если эта гипотеза верна, то циклы Кондратьева могут оборваться ближе к 2030 году.

Ограничения модели Кондратьева

Кондратьевские волны до сих пор не получили окончательного признания в мировой науке. Одни ученые строят расчеты, модели, прогнозы исходя из К-волн (во всем мире и особенно в России), а значительная часть экономистов, в том числе и самых известных, сомневаются в их существовании или вовсе их отрицают.

Необходимо отметить, что, несмотря на всю важность вскрытой Н. Д. Кондратьевым цикличности развития социума для задач прогнозирования, его модель (как впрочем и любая стохастическая модель) всего лишь изучает поведение системы в зафиксированной (замкнутой) среде. Такие модели не всегда дают ответ на вопросы, связанные с природой самой системы, поведение которой изучается. При этом хорошо известно, что поведение системы является важным аспектом в ее изучении.

Однако не менее важны, а быть может даже наиболее важны аспекты системы, связанные с ее генезисом, структурные (гештальтные) аспекты, аспекты взаимодополнения логики системы с ее предметом и т. д. Именно они позволяют корректно ставить вопрос о причинах того или иного типа поведения системы в зависимости, например, от внешней среды, в которой она функционирует.

Циклы Кондратьева в этом смысле всего лишь последствие (результат) реакции системы на сложившуюся внешнюю среду. Вопрос вскрытия природы процесса такого реагирования сегодня и вскрытия факторов, которые влияют на поведение систем является актуальным. Особенно, когда многие, опираясь на результаты Н. Д. Кондратьева, А. В. Коротаева и С. П. Капицы об уплотнении времени, прогнозируют более или менее быстрый переход социума к периоду перманентного кризиса.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Социальная стратификация

1. Социальное пространство

Социальное пространство есть некая вселенная, состоящая из народонаселения Земли. Соответственно, определить положение человека или какого-либо социального явления в социальном пространстве означает определить его (их) отношение к другим людям, и другим социальным явлениям, взятым за такие «точки отсчета». Сам же выбор «точек отсчета» зависит от нас: ими могут быть отдельные люди, группы или совокупности групп. Когда мы говорим, что «мистер Н.-младший -- сын мистера Н.-старшего», мы стремимся определить положение этого мистера Н. в человеческой вселенной. Определение более или менее удовлетворительного геометрического положения требует учета целой системы пространственных координат геометрической вселенной. То же относится и к определению «социального положения» индивида.

Социальная практика выработала простой и надежный метод, сходный с системой координат, используемый для определения неметрического положения объекта в геометрическом пространстве. Составные части данного метода таковы:

1) указание отношений человека к определенным группам;

2) отношение этих групп друг к другу внутри популяции;

3) отношение данной популяции к другим популяциям, входящим в человечество.

Дабы определить социальное положение человека, необходимо знать его семейное положение, гражданство, национальность, отношение к религии, профессию, принадлежность к политическим партиям, экономический статус, его происхождение и т. д. Только так можно точно определить его социальное положение. Но и это еще не все. Поскольку внутри одной и той же группы существуют совершенно различные позиции (например, король и рядовой гражданин внутри одного государства), то необходимо также знать положение человека в пределах каждой из основных групп населения. Когда же, наконец, определено положение населения как такового среди всего человечества (например, население США), тогда можно считать и социальное положение индивида определенным в достаточной степени.

При знакомстве двух людей обычно используется именно этот метод: «мистер А. (фамильная группа), профессор (группа рода занятий), из Германии, убежденный демократ, видный протестант, ранее был послом в...» и т. п. Эти и подобные им формы самопредставления людей при знакомстве являются полными или неполными указаниями на группы, к которым принадлежит человек. Биография любого человека по своей сути есть в основном описание групп, с которыми связан человек, а также его место в рамках каждой из них.

Следовательно:

1) социальное пространство -- это народонаселение Земли;

2) социальное положение -- это совокупность его связей со всеми группами населения внутри каждой из этих групп, то есть с ее членами;

3) положение человека в социальной вселенной определяется путем установления этих связей;

4) совокупность таких групп, а также совокупность положений внутри каждой из них составляют систему социальных координат, позволяющую определить социальное положение любого индивида.

Отсюда следует, что люди, принадлежащие к одинаковым социальным группам и выполняющие практически идентичную функцию в пределах каждой их этих групп, находятся в одинаковом социальном положении. Те же, у кого наблюдаются некие отличия, находятся в разном социальном положении. Чем больше сходства в положении различных людей, тем ближе они друг к другу в социальном пространстве. Наоборот, чем значительнее и существеннее различия, тем больше социальная дистанция между ними.

2. Горизонтальные и вертикальные параметры социального пространства

Евклидово геометрическое пространство -- трехмерное. Социальное же пространство -- многомерное, поскольку существует более трех вариантов группировки людей по социальным признакам, которые не совпадают друг с другом (группирование населения по принадлежности к государству, религии, национальности, профессии, экономическому статусу, политическим партиям, происхождению, полу, возрасту и т. п.). Оси дифференциации населения по каждой из этих групп не совпадают друг с другом. И чем сложнее дифференцировано население, тем многочисленнее эти параметры. Дабы определить место некоего индивида в системе населения США, которое явно более дифференцировано, чем, скажем, аборигенное население Австралии, необходимо прибегнуть к более сложной системе социальных координат, апеллируя к большему числу групп, на которые завязан индивид.

Для упрощения задачи, однако, возможно сокращение числа параметров до двух основных классов при условии разделения каждого класса на несколько подклассов. Эти два основных класса можно определить как вертикальный и горизонтальный параметры социальной вселенной.

В дальнейшем речь пойдет о социальных явлениях в их вертикальном измерении. Нам предстоит изучить высоту и профиль социальных структур, их дифференциацию по социальным слоям, перемещения населения по вертикали. Короче, речь пойдет о социальной стратификации и вертикальной социальной мобильности. Поэтому, исходя из предмета исследования, мы вынуждены будем прибегать к таким объектам, как «верхние и нижние социальные страты», «люди, находящиеся социально ниже или выше других» и т. п.

Думается, сказанного достаточно для описания общей концепции социального пространства и его параметров. Перейдем теперь к более детальному описанию исследуемых объектов.

3. Определение социальной стратификации

Социальная стратификация -- это дифференциация некой данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге. Она находит выражение в существовании высших и низших слоев. Ее основа и сущность -- в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества. Если экономический статус членов некоего общества неодинаков, если среди них имеются как имущие, так и неимущие, то такое общество характеризуется наличием экономического расслоения. Экономическое неравенство выражается в различии доходов, уровня жизни, в существовании богатых и бедных слоев населения. Если в пределах какой-то группы существуют иерархически различные ранги в смысле авторитетов и престижа, званий и почестей, если существуют управляющие и управляемые, тогда независимо от терминов (монархи, бюрократы, хозяева, начальники) это означает, что такая группа политически дифференцирована. Если члены какого-то общества разделены на различные группы по роду их деятельности, занятиям, а некоторые профессии при этом считаются более престижными в сравнении с другими и если члены той или иной профессиональной группы делятся на руководителей различного ранга и на подчиненных, то такая группа профессионально дифференцирована.

4. Основные формы социальной стратификации взаимоотношения между ними

Все многообразие социальной стратификации может быть сведено к трем основным формам: экономическая, политическая и профессиональная стратификация. Как правило, они тесно переплетены, принадлежащие к высшему слою в каком-то одном отношении, обычно принадлежат к тому же слою и по другим параметрам, и наоборот. Представители высших экономических слоев одновременно относятся высшим политическим и профессиональным слоям. Неимущие же, как правило, лишены гражданских пра и находятся в низших слоях профессиональной иерархии. Таково общее правило, хотя существует и немало исключений.

5. Социальная стратификация как постоянная характеристика любой организованной социальной группы

Любая организованная социальная группа всегда социально стратифицирована. Не существовало и не существует ни одной постоянной социальной группы, которая была бы «плоской» и в которой все ее члены были бы равными. Общества без расслоения, с реальным равенством их членов -- миф, так никогда и не ставший реальностью за всю историю человечества. Формы и пропорции расслоения могут различаться, но суть его постоянна.

Как только появляются зачатки организации, то мгновенно в примитивных социальных группах зарождаются черты расслоения. Оно выражено в различных формах. Во-первых, в делении на группы по полу и возрасту с различными привилегиями и обязанностями каждой группы. Во-вторых, в наличии привилегированной и влиятельной группы вождей племени. В-третьих, в наличии самого влиятельного и уважаемого вождя. В-четвертых, в существовании отверженных, живущих «вне закона». В-пятых, в существовании разделения труда как внутри племени, так и между племенами. В-шестых, в различных уровнях жизни, а через это в наличии экономического неравенства вообще. Традиционные представления о первобытных группах как своего рода коммунистических обществах, не имевших частной собственности и не занимавшихся коммерцией, не знавших ни экономического неравенства, ни передачи нажитого по наследству, -- такое представление далеко от истины. И если во многих племенах экономическая дифференциация едва заметна, а обычай взаимной помощи близок коммунистическому, то это возможно лишь по причине общей бедности данной группы. Эти факты свидетельствуют, что первобытные группы тоже были стратифицированными.

Если даже в первобытнообщинной древности невозможно найти общества без расслоения, то тем более бесполезны попытки отыскать его в более поздние эпохи сложных цивилизаций. Здесь факты расслоения становятся уже всеобщими, без единого исключения. Среди всех аграрных и в особенности индустриальных обществ социальная стратификация становится ясной и заметной. Не составляют исключения из правила и все современные демократии. Хоть в их конституциях и записано, что «все люди равны», только совершенно наивный человек может предположить отсутствие в них социальной стратификации. Достаточно вспомнить ступени градации от Генри Форда до нищего, от президента США до полицейского, от директора до рабочего, от ректора университета до уборщицы, от доктора права или философии до бакалавра гуманитарных наук, от ведущего авторитета до простого обывателя, от командующего армией до солдата, от президента совета директоров корпорации до простого сотрудника, от главного редактора газеты до простого репортера. Достаточно упомянуть эти различные ранги и регалии, чтобы увидеть, что в процветающих демократиях социальная стратификация отнюдь не меньше, чем в недемократических обществах.

Семья, церковь, секта, политическая партия, фракция, деловая организация, шайка разбойников, профсоюз, научное общество -- короче говоря, любая организованная социальная группа расслаивается из-за своего постоянства и организованности.

Христианство начинало свою историю с попытки создать общество равных, но очень скоро оно уже имело сложную иерархию, а в конце своего пути возвело огромную пирамиду с многочисленными рангами и титулами, начиная со всемогущего папы и кончая находящимся вне закона еретиком. Институт монашества был организован св. Франциском Ассизским на принципах абсолютного равенства; прошло семь лет, и равенство испарилось. И если на какой-то миг некоторые формы стратификации разрушаются, то они возникают вновь в старом или модифицированном виде и часто создаются руками самих уравнителей.

Громадное потенциальное стремление к неравенству у многочисленных уравнителей становится сразу заметным, как только они дорываются до власти. В таких случаях они часто демонстрируют большую жестокость и презрение к массам, чем бывшие короли и правители. Это регулярно повторялось в ходе победоносных революций, когда уравнители становились диктаторами38. Классическое описание подобных ситуаций Платоном и Аристотелем, выполненное на основе социальных потрясений в Древней Греции, может быть буквально применено ко всем историческим казусам, включая опыт большевиков38.

Резюмируем: социальная стратификация -- это постоянная характеристика любого организованного общества. Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, провозглашавших равенство людей. Феодализм и олигархия продолжают существовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступников и демократиях уравнителей -- словом, повсюду.

Это, однако, не значит, что социальная стратификация качественно и количественно одинакова во всех обществах и во все времена. По своим конкретным формам, недостаткам и достоинствам она различна. Проблема, которую нужно сейчас обсудить, -- это ее качественные и количественные различия. Начнем с количественного аспекта социальной стратификации в ее трех формах: экономической, политической и профессиональной. Под этим разумеются высота и профиль социальной стратификации и, соответственно, высота и профиль всего «социального здания». Какова высота его? Каково расстояние от основания до вершины «социального конуса»? Круты или пологи его склоны?

6. Экономическая стратификация

Говоря об экономическом статусе некой группы, следует выделять два основных типа флуктуации. Первый относится к экономическому падению или подъему группы; второй -- к росту или сокращению экономической стратификации внутри самой группы. Первое явление выражается в экономическом обогащении или обеднении социальных групп в целом: второе выражено в изменении экономического профиля группы; так сказать, крутизны, экономической пирамиды. Соответственно, существуют следующие два типа флуктуации экономического статуса общества:

I. Флуктуация экономического статуса группы как единого целого:

а) возрастание экономического благосостояния;

б) уменьшение последнего.

II. Флуктуации высоты и профиля экономической стратификации внутри общества:

а) возвышение экономической пирамиды;

б) уплощение экономической пирамиды.

Начнем изучение флуктуации с экономического статуса группы.

Поднимается ли группа до более высокого экономического уровня или опускается -- вопрос, который в общих чертах может быть решен на основе колебаний подушного национального дохода и богатства, измеренных в денежных единицах. На том же материале можно измерить сравнительный экономический статус различных групп. Этот критерий позволяет высказать следующие утверждения.

I. Благосостояние и доход различных обществ существенно меняются от одной страны к другой, от одной группы к другой. Следующие цифры иллюстрируют это утверждение. Приняв средний уровень материальных ценностей Висконсина в 1900 году за 100 единиц, соответствующие показатели среднего уровня благосостояния для Великобритании (на 1909 г.) -- 106; для Франции (в 1909 г.) -- 59; для Пруссии (на 1908 г.) -- 42. В обществах, подобных китайскому, индийскому или тем паче первобытному, разница будет еще более значительной. То же можно сказать и о средне подушном доходе. Оперируя не целыми нациями, а менее широкими территориальными группами (провинции, области, графства, различные районы города, деревни, в том числе и семейства, живущие по соседству), мы придем к тому же выводу: средний уровень их материального благосостояния и дохода колеблется.

II. Средний уровень благосостояния и дохода в одном и том же обществе не постоянный, а меняется во времени. Будь то семья или корпорация, население округа или вся нация, средний уровень благосостояния и дохода колеблется с течением времени то вверх, то вниз. Едва ли существует семья, доход и уровень материального благосостояния которой оставались бы неизменными в течение многих лет и при жизни нескольких поколений. Материальные «подъемы» и «падения», иногда резкие и значительные, иногда небольшие и постепенные, суть нормальные явления в экономической истории каждой семьи. То же можно сказать о более крупных социальных группах.

III. В истории семьи, нации или любой другой группы не существует устойчивой тенденции ни к обогащению, ни к обнищанию. Все хорошо известные тенденции фиксированы только для ограниченного периода времени. В течение длительных периодов они могут действовать в обратном направлении. История не дает достаточного основания утверждать ни тенденцию в направлении к раю процветания, ни к иду нищеты. История показывает только бесцельные флуктуации.

Статистика доходов в США, Великобритании, Германии, Франции, Дании, России и некоторых других странах показывает, что со второй половины XIX века там существует тенденция к увеличению среднего уровня дохода и благосостояния. Допуская, что расчеты верны, встает вопрос, является ли эта тенденция постоянной (или она только часть «параболы»), которую может вытеснить стагнация или даже движение в противоположном направлении? Вторая возможность оказывается более верной. Если представить экономическое развитие во времени схематично, то это не будет ни прямая линия (А), ни спираль (Б), восходящая или постоянно нисходящая. Оно ближе скорее к изображению (В), которое не имеет какого-либо постоянного направления (см. диаграмму 1).

Диаграмма 1

Приведем некоторые аргументы в поддержку этой гипотезы. Прежде всего отметим, что экономическая история семьи или корпорации, или любой другой экономической организации показывает, что среди таких групп не существовало ни одной, которая бы непрерывно экономически росла. Спустя короткий или длительный промежуток времени, при жизни одного или нескольких поколений, возрастающая тенденция вытеснялась противоположной. Многие богатые семьи, фирмы, корпорации, города, области в древности и в средние века, да и в Новое время становились бедными и исчезали с вершин финансовой пирамиды. Среди существующих магнатов в Европе и Америке найдется немного, если они вообще есть, кроме, пожалуй, некоторых королевских семейств, которые были богатыми два или три века тому назад и богатели непрерывно все это время. Подавляющее большинство, если не все воистину богатейшие семьи появились за последние два века или даже за последние два десятилетия. Все богатые кланы прошлого исчезли или обеднели. Это значит, что после периода обогащения наступил период обнищания. Кажется, что сходную судьбу имели многие финансовые корпорации, фирмы и дома. Если такова судьба этих социальных групп, почему судьба нации в целом должна быть иной?

Судьба многих наций прошлого свидетельствует что они в более широком масштабе повторяют судьбу малых социальных групп. Сколь недостаточным не было бы наше знание экономической истории Древнего Египта, Китая, Вавилона, Персии, Греции, Рима, Венеции или других итальянских республик средневековья, очевидным остается факт, что все эти нации имели множество «подъемов» и «падений» в истории их экономического процветания, пока, наконец, некоторые из них вовсе не обнищали. А не было ли в истории современных держав тех же «подъемов» и «падений»? Не были ли типичными и для них годы острейшего голода, за которыми следовало относительное процветание, десятилетия экономического благополучия, вытесняемые десятилетиями бедствий, периоды накопления богатства, сменяемые периодами его растраты?

Касаясь экономического статуса больших масс населения, непохожих друг на друга, можно утверждать это с достаточной степенью уверенности. Известно, что экономическое положение масс в Древнем Египте в период между XIII и XIX династиями и после Сети II, да и в более поздний птолемеевский период, резко ухудшилось по сравнению с предшествующими периодами40. Подобные периоды голода и обнищания наблюдались и в истории древнего и средневекового Китая, которые продолжают повторяться и в наши дни. Подобные колебания были и в истории Древней Греции и Рима. В качестве примера крупного экономического упадка во многих полисах Греции можно привести VII век до нашей эры, далее -- время окончания Пелопонесской войны и наконец, III век до нашей эры -- Афины стали богатейшим полисом после греко-персидских войн и бедным после поражения на Сицилии. Спарта разбогатела в период своего господства на Балканах (конец V в. до н.э.) и стала бедной после битвы при Левктрах (371 г. до н. э.). В истории Рима в качестве примера периодов упадка вспомним 11 -- 1 века до нашей эры и IV--V века нашей эры. Подобные «подъемы» и «падения» происходили неоднократно в истории экономического положения масс в Англии, Франции, Германии, России и во многих других странах. Они достаточно хорошо известны, чтобы говорить о них детально. Но особенно важен тот факт, что во многих прошлых обществах, как, впрочем, и в ныне существующих, конечные или более поздние этапы истории были в экономическом отношении скромнее, чем предшествующие периоды. Если дело обстоит именно так, то эти исторические факты не дают никакого основания допустить наличие постоянной тенденции в каком-либо направлении.

Следующие расчеты также свидетельствуют против гипотезы непрерывного увеличения материальных ценностей с течением времени. Один сантим, вложенный с четырехпроцентной прибылью во времена Иисуса Христа, принес бы в 1900 году огромный капитал, выражающийся суммой в 2 308 500 000 000 000 000 000 000 000 000 франков. Если предположить, что Земля состоит из чистого золота, то понадобилось бы более 30 «золотых» планет, дабы предоставить эту огромную сумму денег. Реальная ситуация, как мы знаем, далека от представленной. Во времена Христа громадные капиталы концентрировались в руках отдельных лиц, но они тем не менее не составили бы сумму материальных ценностей, даже отдаленно приближающуюся к приведенной выше. Сумма в сто тысяч франков, вложенная с трехпроцентной прибылью во времена Христа, возросла бы до 226 биллионов франков в первые пять веков -- состояние, близкое к национальному богатству Франции в настоящее время. Так как реальное количество материальных ценностей несравнимо меньше, чем оно было бы в соответствии с этими расчетами, то отсюда следует, что Уровень их роста был намного меньше предполагаемого и что периоды накопления богатств сопровождались периодами их растраты и уничтожения.

Гипотеза цикличности подтверждается фактом деловых циклов. Существование «мелких деловых циклов» (периоды в 3 -- 5, 7 -- 8, 10--12 лет) в настоящий момент не вызывает сомнений. Кроме мелких циклов, Н. Кондратьев обнаружил наличие более крупных циклов продолжительностью от 40 до 60 лет. Существование долговременных экономических «подъемов» и «падений» также не вызывает никаких сомнений. История любой страны, взятая за довольно продолжительный промежуток времени, показывает это с достаточной степенью достоверности.

Замедление и приостановка роста среднего уровня реального дохода в Англии, Франции и Германии, начиная приблизительно с начала XX века, явное обнищание населения во время и сразу после мировой войны -- безусловные симптомы по крайней мере значительного и временного реверсивного движения.

Закон сокращения доходов действует неумолимо. Чем больше людей населяют нашу Землю, тем меньше получает каждый от природы для поддержания своего существования. По достижении определенной плотности большие массы людей приходят к большей бедности. Изобретения и открытия могут оттянуть, но не могут предотвратить день расплаты. Когда нам говорят, что уровень жизни среднего парижанина почти столь же высок, как и короля Франции Карла IV, и когда мы видим резкий и удивительный взлет современной технологии производства, то нам воистину трудно допустить, что все это может удариться о стену и развалиться на куски. Но тем не менее годы мировой войны, и особенно годы революций, показали, как легко богатство и даже любые крохотные завоевания цивилизации могут быть разрушены в период, равный приблизительно дюжине лет.

Нас могут спросить: как же тогда быть с развитием прогресса по спирали? Но если под прогрессом понимать спираль постоянного улучшения экономического положения, то такая гипотеза еще никем и ничем не доказана. Единственно возможное доказательство этой гипотезы -- экономический прогресс в некоторых европейских странах, да и то лишь во второй половине XIX века.

Подобные документы

Стратификационные концепции, социальная дифференциация совокупностей людей на классы в иерархическом ранге. Основные формы стратификации и взаимоотношения между ними, причины социального неравенства. Соотношение неравенства, равенства и справедливости.

реферат , добавлен 17.11.2010


Принципы социологии. Критерий оценки положения человека в обществе. Понятие богатства, власти и социального престижа. Проблема равенства - неравенства. Типы стратификации: сословие, рабство, каста, класс. Универсальная стратификация современных обществ.

презентация , добавлен 27.03.2014


Социальное неравенство в обществе. Понятие социальной стратификации как иерархически организованной структуры социального неравенства, существующей в обществе в определенный исторический отрезок времени. Сущность социальной мобильности, ее динамика.

контрольная работа , добавлен 16.08.2014


Понятие социальной стратификации как социального слоя людей, имеющих сходные объективные показатели по основным критериям: доход, власть, образование, престиж занятия. Причины появления стратификации. Сущность теории социальной мобильности и ее виды.

презентация , добавлен 12.01.2013


Социальное неравенство, возникающее вследствие социальных различий и дифференциации. Факторы социального различия. Естественные различия между людьми. Основы дифференциации общества. Структура социальной стратификации. Основные принципы деления.

презентация , добавлен 11.12.2016


Теории социальной стратификации и мобильности. Типы социальной стратификации и её измерение. Понятие социальной мобильности: типы, виды, измерение. Социальная стратификация и мобильность в современной России. Факторы, характеристики и основные направления

контрольная работа , добавлен 26.10.2006


Понятие "социальная стратификация общества". Основные причины социального расслоения общества. Отличительные черты стратификационных систем. Характеристика западных социологических теорий социальной стратификации. Принципы выделения слоев по У. Уорнеру.

курсовая работа , добавлен 14.05.2014


Понятие и исторические типы социальной стратификации. Социальное неравенство в обществе, деление социальных слоев по уровню доходов и образу жизни. Понятия "закрытое общество" и "открытое общество". Три шкалы стратификации - доход, образование и власть.

контрольная работа , добавлен 27.06.2013


Понятие социального класса и социального слоя. Исторические типы стратификации. Рабство, касты, сословия, классы. Типология классов. Сущность социального неравенства и его причины. Измерение неравенства. Социальная мобильность.

реферат , добавлен 23.03.2004


Проблема социального конфликта, анализ теорий межличностного взаимодействия. Понятие социальной мобильности и характеристика ее факторов: вертикальная или горизонтальная мобильность, реорганизация социальной структуры, новая система стратификации.